«Да что, ****ь, за город такой» – успел подумать Егор в тот самый момент, когда пихающий его к двери армянин, замерев, вдруг уставился на него из ворота своей олимпийки своими большими влажными глазами, чуть наклонив голову на бок, и прислушиваясь.
– ****ь тебя кроет! – рявкнул, думая, что продавец обдолбался чем-то диковинным до светобоязни, и отступив на пару шагов назад, Егор вдруг ощутил странное чувство, словно бы это всё с ним уже было, было тысячу раз, и опротивело до тошноты.
– Не успел.
Продавец сказал это сквозь зубы, и смотрел на своего незваного гостя с болью и сожалением. Быстро подняв ворот на голову, он спустил вниз резинки рукавов и полностью втянулся в олимпийку, закричав изнутри громко и чётко:
– Крутись как я! Танцуй!
Егор, окончательно опешив, смотрел, как армянин посреди своего магазинчика, словно черепашка спрятался в адиковский олимпос, и, медленно подняв одну руку вверх, вдруг начал поворачиваться, опираясь на одну пятку, второй ногой задавая темп вращения. Поднятая рука обозначила ось, и ночной продавец, изящно потянув вторую руку в сторону, превратился в крутящийся волчок, медленно ускоряющий своё движение с каждым поворотом.
Это было так дико и чарующе, что Егор не сразу заметил, что звон диска от падающих капель превратился в назойливое гудение. Он во все глаза смотрел как ночной продавец посреди всего своего неуютного торгашества исполняет древний танец дервишей, который приходилось видеть разве что по телеку в передачах о Турции.
В его голове пронеслись мысли о том, что все эти круглосуточные магазины по всей стране только тем и живут, что торгуют по ночам бухлом, сигаретами без акцизки, и наркотой, потому что как-то иначе смысл существования всех этих подворотен было не объяснить, и вместо того чтобы шарить по знакомым в поисках косяка, надо было всего-то лишь примелькаться в таком месте, чтобы и ему тоже было чем накидаться до такого прихода.
Армяшка крутился как заколдованный, до того размеренны и грациозны стали его движения, что Егор, глядя на него был поражён этим зрелищем, не замечая, как воздух вокруг начал легонько дрожать, словно от жара земли в полдень. Дежавю, ощущение, что всё это уже произошло и происходило с ним усилилось, и, пытаясь отогнать наваждение, он зажмурился и затряс головой, открыв глаза на секунду, он вдруг увидел, как вокруг ночного продавца чьё движение слилось с дрожавшим пространством, начало происходить невероятное, всё полки, холодильники и товары, наваленные на них, мелко затряслись, и в своём дрожании начали неуловимо меняться, словно бы линяя в другой цвет и форму.
Закрыв глаза, он подумал, что в клубе ему точно что-то подсыпали, но ощутив головокружение, и нарастающую тошноту, вдруг понял, что всё это он испытывает от странного звука, который вгрызся в его голову словно стальной гвоздь. Приоткрыв рот, он упал на колени с зажмуренными глазами, и, прикрыв уши руками, грузно повалился на бок, желая лишь одного, снова оказаться маленьким, на кухне у старой бабушки, где он так любил пить чай.
***
Авак был на ночной смене, всё было как обычно, он следил за хиндзайнами, неторопливо отмеряющими ход времени, и краем уха слушал издаваемые ими звуки. Днём, в шуме города их и так почти не было слышно, а ночью их заглушал работающий телек, но его натренированное ухо всегда могло вычленить их тоненький голос в самом беспорядочном шуме. Ближе к полуночи, чувствуя приход волны, он насторожился и выключил бормочущую лабуду, чтобы не пропустить момент, до которого оставалось ещё часа три или четыре. По нарастающему зудению песка, ударяющегося о медный купол старшего хиндзайна, он понимал, что не ошибся, и волна точно придёт сегодня. Капающая клепсидра, которую в их семье берегли как глазки младшего ребёнка, неповторимая по древности исполнения, была прочно установлена в ближней подсобке, но Авак вынул её ближе, поставив на морозильный ларь, чтобы лучше слышать её звук в танце.
Он с самого детства этим занимался, и точно знал, что и в какой момент ему следовало делать. Закрыв дверь пораньше, он убрал звенелку у двери, чтобы она не дай Бог не отвлекла его во время вращения. Он и думать не хотел, к чему приведёт падение во время медитации, в момент, когда волна будет на своём пике.