Многие сотни лет его семья, и другие дервиши стерегли наступление волны, чтобы дать пространству и времени освободить рассинхронизированное напряжение в одной точке. В местах, где не было людей, или их было мало, искажения никто не замечал, а если и замечал, то списывал на причуды ума. Ну, какой толк какой-то унылой бабке в деревне судачить о том, что вчера она пропустила час своей жизни, пока чистила картошку на суп? Запамятовала, забыла, списала на нездоровье. Волна приходила всегда в разное время, и никто не знал, что было её причиной.
В семье Авака её называли дыханием вечности, красивое армянское слово, служившее её именем никогда не произносили вслух, боясь накликать внезапно. Иногда, она прорывала пространство на несколько секунд, вызывая лишь лёгкое головокружение и расфокус в сознании, но бывали и разрушительные, мощные колебания, в такие минуты люди впадали в панику и превращались в обезумевших животных, чувствовавших, как время замедляет свой бег, превращая жизнь в секунды вечного ощущения дежавю. Многие сходили с ума, не понимая, как бороться с этим наваждением, впадали в религиозный экстаз и устраивали казни «колдунов» на площадях.
Ереван, древний город, одна из самых старых столиц мира, всегда страдала от этой напасти: приход волны в большие скопления людей вызывал панику и смятение, тумбульцы и служители культа Ара, со временем поняли, что сильнее всего волна искажается в местах особого звучания, минимизируя своё влияние на окрестности. Появились первые ордены, зазывавщие волну непрерывным пением и игрой на бубне, но десятки лет практики помогли найти более безопасное решение. Отшельники часто страдали от того что искажение неуловимо меняет и их, и сопротивляться можно было только созданием встречной волны – в танце дервиши сумели менять своё сознание надёжно пряча его в глубине медитативного отрешения, когда пространство вокруг них могло исказиться в любой произвольной форме. Чем лучше было подготовлено место, тем сильнее изменения происходили. Материя никогда не исчезала, но часто менялся цвет, вид или само количество предметов. Изменения происходили согласно своей внутренней логике, но очень мало толковников могли предсказывать перемены с точностью хотя бы на половину. Римская клепсидра – водяные часы, а затем и песочные, помогли создать систему, где волна не только была предсказуема, но и усиливалась за счёт непрерывного звука, давая время дервишу подготовиться к искажению поля.
Многие века культ служителей, который каждые три сотни лет менял название, давал людям возможность жить, игнорируя внезапные и необъяснимые причуды мира. Тайна была надёжно сокрыта: орден приспособился к своему служению, дав целые династии часовщиков, ювелиров, чеканщиков, резчиков и ткачей, годами просиживавших у себя в мастерских, на страже пространства и времени.
Авак происходил из редкого народа – армянские крестокрады, колдуны-тумбульцы, как только не звали их сородичи две сотни лет назад. Но геноцид разметал по миру всех одинаково. Старинные распри внутри самих армян позабылись после великого злодеяния, сотворённого османами, и изгнанные тумбульцы, коли уж разделили со всеми горькую чашу, были признаны армянами как «свои». Редко-редко теперь старшие в семье позволяли себе заговаривать на родном наречии, предпочитая общеупотребительный армянский, дабы не смущать родичей своими древними дервишскими обычаями, совершенно чуждыми христианству.
Несчастье помогло им, рассеявшись по миру, они всюду разнесли своё служение, оказавшись полезными в городах, в которых людей только прибывало.
Семья Авака всю жизнь занималась торговлей, давно уже позабылось ремесло чеканки, которым владел ещё их прадед. В торговле им везло, и магазин был свой, купленный за чужие долги ещё в 90-х. Держали его дружно, всей семьёй. Мать отошла от дел уже давно, отец ездил за товарами, а Авак с братом торговали по очереди, изредка меняя смены с отцом. Скучное это было дело, но от судьбы как убежать? С детства, как старшему, ему постоянно рассказывали о миссии, о долге, о том, какое важное служение дервиши несут миру, спасая людей от осознания, что время не зависит от способов его измерения и живёт по своим, понятным только ему законам. Он смог приспособиться, подстроив судьбу под мерное капание водяных часов и шуршание песка, отмеряющее длину его жизни.
Он пытался, конечно же он пытался отказаться, был и бунт, и уход из дома, он даже поступил в университет на физмат, ведь не зря же так хорошо учился в школе. Это было большим разочарованием для мудрых родителей, боявшихся, что от многого ума он получит одно лишь горе.