Оказалось, что водяной ей сильно помог: впереди затор был, забило реку, воротя на месте ледяной торос из шуршащих, шевелящих и крошащихся льдин, крепко держащих прибывающую воду снеговым салом.
Назад возвращаться она тогда побоялась, тихонько скулила, пока держалась за свою оторванную спину неловко вывернутой рукой, ушла быстрее вперёд, да быстро выбилась из сил. Тяжело ей было: спина ныла, холодная свобода пугала, уцепившись за какую-то маленькую и юркую глыбку, она поплыла под ней. Утром уже, почуяв большую воду и город, погребла к берегу, ища укромное местечко, чтобы поспать. Так вот у Американских мостов и оказалась.
А тут видали чего? Любовь нашла! Вестимо, что судьба. А как иначе? Отчего её сюда прибило, а не в какой другой район? Наверняка из-за этого черноглазого. Она же и имени его не знала.
Стесняясь показаться ему на свету и боясь, что люди увидят, выдумывала всякие шутки: то половинку разорванной рыбки ему на крючок повесит, то какую-то безделушку, найденную на дне канала. Один раз, разобидевшись, что знакомец её не приходил несколько дней, резко дёрнула леску, вырвав у него удочку из рук. Жених, оторопел, но, подумав, бросил монетку в воду, мавка же, обрадовавшись подарку, несколько раз подбросила её вверх, играючись и смеясь над тем, как вытянулось от изумления лицо её зазнобушки, пока тот глядел на денежку, выпрыгивающую из воды раз за разом.
Весь канал внимательно наблюдал эту историю любви, восторгались и разносили слухи, к Купале мавка подолгу шепталась с кикиморами о чем-то своём.
Ещё и до того дня она иногда чуть-чуть показывала лицо, близко приближаясь к поверхности и зависая под ней в кромешной темноте. Но белые ночи вынуждали быть осторожнее: шатающиеся туристы могли навести шороху, перепутав мавку с телом человека.
Пуще ментов нежити не любили только водолазов, от них приходилось прятаться, уплывать в чужие места, что неизбежно кончалось драками и скандалами.
Так вот к Купале она готовилась долго и тщательно: вычесала волосья свои до шёлку, наплела венков из ошмётков водорослей, рубаху свою вычистила. Купавок ей взять было негде, но извернулась девка: из целлофановых пакетов накрутила цветочков, превратив их в колышущиеся под водой слюдяные плёночки, мерцающие в мутной воде лунным блеском водяных лилий.
Она знала, она точно знала, что он придёт и хотела сделать признание, ведь именно сегодня ей было можно.
Под ночь появился, часам к одиннадцати, не спеша раскрутил снасти свои, закинул удочку для виду, достал бутылку портвейна, и прикладывался понемногу, пока кругом затихал городской гомон.
Стоял и ждал.
Мавка остатками хребта поняла, когда ей пора, и оттолкнувшись ногами от дна, вынырнула из воды, мелькнув по свинцовой поверхности молочно-белою тенью.
Без единого плеску скользнула она по непроницаемой зяби волн, показавшись во всей красе. Суженый, боясь шелохнуться, замер, окаменев от такого откровения, он смотрел на воду почти не мигая, а мавка начала танцевать ему купавные танцы.
В тишине, она то вытягивала свою тонкую ручку, шевелила пальчиками на воздухе, медленно погружая их в зеркальную воду, или выныривала, на короткую секунду укладываясь поверху, чтобы изогнуться шёлковым платком, и грациозно утечь под воду, ускользая ко дну изгибами своего тела. Размокшие суставы и связки позволяли мавке двигаться медленно, плавно, и без крошечки напряжения, всё тело её было мягким, нежным, податливым, и каждая его частичка дрожала ртутью возбуждённого озноба. Наученная кикиморами, она ни на секунду не останавливалась, постоянно уплывая и вертясь, показываясь то с одного, то с другого боку, играя волосами, и протягивая руки к своему зачарованному жениху. Спину предусмотрительно прятала. Да какой мужик будет хотеть смотреть на спину, коли тут из-под воды выныривает прелестная девичья головка, увенчанная венком, а потом медленно запрокидывается назад, открывая нежную синеватую шейку, хрупкие ключицы, маленькую грудь облепленную складками купальной рубахи, тут же скрывающуюся в мелких волнах Обводного канала…
Нежити наблюдали из-под моста, тихонько зависнув в сероватой темноте, тихим посвистом шептали другу-другу, прыгнет суженый вслед за мавкой, или нет?
Но тот даже не наклонялся к ней через перила, как бы не тянула она к нему свои прохладные руки. Смотрел и пил.
Наконец, мавка, обидевшись на себя и на него, разозлилась от бесплотности своих попыток сманить мужичка себе, внезапно плеснула по воде, хлопнув ладонями, и уплыла в свою девятку, тихонько плакать и верещать своим ультразвуком про неразделённую любовь. Суженый, постояв ещё с часочек и не дождавшись нового явления прекрасной девы, упившись до шатания, пошёл назад, бросив свою удочку. Её тут же уволокли лоскотухи, баловаться по своим делам.