Брайан Майкл СТЭБЛФОРД
ГОРОД СОЛНЦА
Глава 1
Натан барабанил пальцами по крышке стола, просто чтобы дать выход своему нетерпению. Это раздражало всех нас, но если бы он перестал, барабанить бы начал кто-нибудь другой. Это был один из тех случаев, когда состояние некоторой раздражённости было предпочтительней мёртвой тишине. Я положил перед собой стопку бумаг и притворялся, будто внимательно их изучаю, но никого это не обмануло. По крайней мере, я разыгрывал лучшее представление, чем Линда Бек, которая неотрывно пялилась на совершенно воображаемый объект где-то над головой Конрада. Конрад полу-прикрыл веки, что должно было выражать одновременно усталость и застенчивость.
Мариэль в это время наблюдала за всеми нами, впитывая нашу озабоченность, наше нетерпение и напряжённость мысли, но вовсе ни на йоту не облегчая нашего бремени. Вданный момент её талант не давал ей никакого заметного преимущества. Мы все могли читать мысли друг друга, и знали, что там происходит. До сих пор мы пребывали в гармонии друг с другом.
В дверях появилась Карен.
— Мы снова находимся над дневной стороной, — возвестила она. ИК-сканирование ночного полушария не обнаружило ничего примечательного. Только несколько разогретых скал.
— Как низко мы находимся? — Спросил Натан.
— Достаточно низко и продолжаем снижаться, — ответила она. — Всё, где могло бы жить более сотни человек, должно проявиться при фотосканировании на этом облёте. Мы не можем охватить всю поверхность, но на этом витке мы обследуем при дневном освещении все умеренные зоны северного полушария. На следующем — проделаем то же с южным, и если там было что-нибудь, мы это засечём. Если вообще они строили что-либо, теперь мы это найдём.
Она снова исчезла в недрах корабля.
Пальцы Натана, которые приостановились, пока она говорила, снова принялись барабанить.
— Ты мог бы скрестить их, — предложил я. — Быть может это и не помогло, но не производило бы столько шума. — В качестве начала разговора это представляло массу возможностей для ответа.
Он прекратил барабанить. Выражение его лица не изменилось и он ничего не ответил.
Продолжало царить мёртвое молчание.
Я начал было и сам постукивать пальцами, но почувствовал, что это могло бы выглядеть недипломатично.
Никто не сказал: "Что, если?.."
Это был четвёртый облёт, а мы ещё не обнаружили погибавшей колонии. Но Килнер, возглавлявший «Дедал» в первой экспедиции, обнаружил. Конрад был с ним. Мы все знали, что если… и эта перспектива заставляла сжиматься наши внутренности. Никакого ответа на наш сигнал. Никаких разогретых точек на ночной стороне. Если на дневной ничего не изменится… значит колония погибла. Наша миссия изменится. Мы больше не будем крысоловами. Нам прийдётся стать санитарами морга. Подбирая обломки, пытаясь извлечь что-нибудь существенное из анализа неудачи. Это была не та работа, о которой кто-либо мог бы мечтать.
Если…
Нам прийдётся приземлиться в точке «один» и начать поиски. Мы будем искать хоть год, если потребуется. Если они сильно промахнулись с местом посадки, мы не найдём ничего. Они могли уйти в тропики или углубиться в ледяные поля… куда-то, где у них просто не осталось шанса на выживание. Если сканирование не обнаружит обломки, мы никогда не узнаем. Если они где-нибудь в окрестностях точки «один» практически где угодно в умеренных зонах — тогда мы найдём что-нибудь. Мы в состоянии засечь изменения в растительности, оставленные любым человеческим вмешательством.
Даже разбитый корабль.
Где-то у меня в мозгу ехидный голос вёл счёт. Мёртвый мир здесь — это всего лишь вторая неудача, бубнил он. Вместе с Дендрой. Счёт всё ещё равный. Голос был идиотским. Мы не в игры играли. И счёт следовало вести по критериямм куда более сложным, чем плюс или минус. Мы имели дело с критическими ситуациями — и самым критическим являлось то, что должно было определить решатся ли ОН, Объединенные Нации, на возобновление программы колонизации любой ценой. На фоне тихого голоса другой тихий голос приговаривал: Лучше всего было бы не найти вообще ничего. Если корабли никогда не добрались сюда, это была их ошибка. Механическая ошибка. Которая не является аргументом против программы. Если не процветающую колонию, то лучше всего не найти вообще ничего.
Второй голос не был таким идиотом. Но он был настоящим ублюдком. Я не хотел прислушиваться к нему.
По интеркому раздался голос Карен. — Теперь прогоняем через компьютер. Там имеются микрофильмы записанные автоматически. Если компьютер отметит что-нибудь, мы можем взглянуть на это со стороны, если нет — что ж, мы можем проверить визуально, при случае.
При случае. Слова эхом отдались у меня в мозгу.
— Шесть минут до точки «один», — сказала Карен. — Сорок минут до нашего возвращения в темноту.
— Сорок минут, — пробормотал Натан.
Это казалось долгим. Это и был длинный промежуток времени. Но мы находились низко и двигались достаточно медленно, чтобы выдержали тепловые экраны. Как только мы окажемся в тени, нам предстоит долгое ожидание, зная, что ИК-радар ничего не обнаружит. Затем ещё один долгий пролёт над дневной поверхностью, обследуя южные районы. А после — никаких шансов.
Я пристально посмотрел на Конрада. Под его маской скрывалась неподдельная усталость — усталость долгого и постоянного напряжения. Он становился старше… но он старел быстрее, чем имел право. Напряжение брало с него свою дань. Наша работа была не такой вещью, к которой можно было привыкнуть. Каждый год снова среди звёзд. Другой мир, новая ситуация, новая череда проблем. Modus operandi[1] мог быть тем же самым — масса нудной работы, такой же механической, как рытьё канав на дороге биохимические анализы, синтез нуклеиновых кислот, модификация живых клеток… всё это было чудесами, но чудесами привычными, со всей работой, быстро выполняемой компьютером; и только медленный, очень медленный процесс мышления оставался человеческому разуму. Но всё же, при всём при этом, каждая работа отличалась от других. Каждый мир обладал чем-то уникальным, чем-то отличным, что он подсовывал нам. И ни один мир не сворачивал со своего пути, чтобы облегчить нам нашу задачу. Это никогда не бывало легко.
Конрад заметил, что я наблюдаю за ним. Он слегка приподнял руку в знак того, что понял. Я отвёл взгляд.
Минуты тянулись. Время замедлилось. Перья самописцев вычерчивали кривые, и в своём движении… замедлились. Замерли. Снова двинулись… но медленно, мучительно…
Голос Карен, искажённый слабым жужжанием интеркома, произнёс: — У нас кое-что есть. На компьютере. Я перематываю ленту на отдельную катушку. Выдам на экран через пол минуты.
Пальцы Натана отстучали короткую, энергичную дробь. Раз, два, три, четыре, пять… раз удалось живым застать.
Мне пришлось изогнуться в кресле, чтобы следить за экраном. Натан наклонился вперёд, и я ощущал его дыхание на своей шее.
Появилась фотография.
— Левее центра, — произнесла Карен.
Там были тонкая серая полоска. Характерный излом, означающий холмы, справа вверху и слева внизу. Пятна белого вдоль берега моря белый песок и известняковые откосы — занимавшие небольшой участок в нижнем правом углу. К центру поля извивалось русло реки, и сразу левее центра начинался чётко очерченный участок обработанной земли. Не запущенный, а довольно чистый.
А в центре участка виднелся крошечный кружочек.
— Сейчас будет увеличение, — сказала Карен.
Картинка мигнула, и центральный участок увеличился. Резкость несколько ухудшилась — земля вокруг круга стала размытой — но сам круг остался достаточно отчётливым и предстал в виде ряда окружностей, одна внутри другой. Концентрических окружностей, словно на мишени лучника. Я попытался пересчитать их, но только внешние три или четыре были ясно различимы. Внутренние были размыты, и картинка смазывалась наличием белых пятен, неравномерно разбросанных между окружностями. Колец было больше пяти, но меньше десяти.