— Помощи, — ответил он, не задумываясь.
— Какого рода помощи?
— Мы хотим, чтобы вы помогли в войне против города, — сказал Сорокин, словно слегка разозлившись на то, что вынужден произносить это вслух. — Чего же ещё? Вы их видели — вы знаете, что они из себя представляют. Конечно же вы поможете нам, ведь так? В его голосе прозвучала резкая нотка, когда он повысился. На краткое мгновение, это почти напомнило мне тон, который асоциировался у меня с не претерпевшим ломки голосом тёмнокожего Слуги.
— Если мы сможем, — заверил его Натан. — А вы могли бы помочь нам. Мы могли бы выяснить, обладаете ли вы прирождённым иммунитетом… и если да, тогда, раверное, мы могли бы оказать вам всю необходимую помощь.
Обещания, обещания, — подумал я.
— Пойдёмте со мной, — настаивал Сорокин. — Мы могли бы уйти отсюда, пока ещё темно. Я покажу вам, как обстоят дела на севере.
Натан не хотел так быстро трогаться с места.
— Что случилось в колонии, когда впервые появился паразит? — Спросил он. — Можешь ты рассказать нам об этом?
— Я тогда даже ещё не родился, — запротестовал человек в шлюзе. Я родился в пещере среди холмов. Даже мои отец и мать не помнят. Они говорят только, что чёрная штука появилась и распространилась, как пожар. Они не смогли найти никакого способа прикончить её. Спустя некоторое время они привыкли не обращать на неё внимание, поскольку, казалось, что она не причиняет никакого вреда. Они обнаружили, что чёрные организмы способны соединяться, но это не казалось имеющим значение. Только после того, как процентов восемьдесят — девяносто были заражены, она начала проникать в разумы людей и соединять их мозги друг с другом. А потом у людей, которые были больны, не осталось другого выбора кроме, как жить с этой штукой. Они попали в ловушку. Отец моего отца и другие его поколения долгое время оставались с инфицированными людьми, но один за другим тоже заражались… Никто не мог быть уверен в том, что у него имеется иммунитет. Люди начали уходить. Другие терпели притесенения от тех, которые были инфицированы и пробрёли массу новых привычек, вроде вегетарианства, и изобрели полный набор новых грехов. В конце концов они ушли все… все те, кто не был инфицирован. И теперь мы живём, как дикари. Война продолжается, сколько я себя помню, и сколько мой отец помнит себя. Они больше не люди. А мы для них — всего лишь хищники, животные.
Ещё до того, как он закончил говорить, Натан снова прикрыл микрофон и справился у Мариэль.
— Это звучит убедительно, — сказал он. — Всё это может быть правдой. Но так ли это?
— Ты знаешь, что я не могу быть уверенной, — сказала она. — Я не могу выудить его мысли прямо из головы. Я могу лишь интерпретировать то, что вижу. Всё, что я могу сказать — это, что у меня нет причин думать, будто он лжёт. Но, конечно же, нет никаких гарантий.
— Хорошо, — сказал Натан. — Будем действовать исходя из этого предположения. Кто пойдёт с ним?
— Как насчёт тебя? — С сарказмом поинтересовался я.
Он мог привести дюжину убедительных причин, но я уже знал истинную. Он не хотел уходить потому, что это предоставило бы мне командование здесь. Он хотел оставаться вблизи города и держать в своих руках происходящее на борту «Дедала».
— Вы слушаете? — Сказал Сорокин, который был на секуду погружён в тишину.
— Мы всё слышали, — мягко сказал Натан. — Мы просто совещаемся между собой — чтобы решить, кто пойдёт с тобой. — Он снова прикрыл свой микрофон. — Кому-то нужно исследовать этот вопрос с иммунитетом, — сказал он. — И лучше бы это был ты, Алекс. Ты сам сказал потребуется время, чтобы получить результаты в лаборатории. Эта новая возможность, может обеспечить бысрое решение. Но тебе нельзя брать с собой Линду или Конрада — они должны продолжать работу здесь.
— Я пойду, — вызвалась Мариэль.
— Я не согласен, — сказал Натан. — Здесь ещё остаётся масса работы, начатой тобой. Может пойти Карен.
— Временами, — сказала Карен, — меня бесит эта постоянная уверенность, что более гожусь для экспедиций, чем кто-либо другой. Я должна делать всю грязную работу.
— Конечно, — сказал я. — Но ты её сделаешь. Ты ведь не хотел бы, чтобы я в одиночку отправился на встречу всем опасностям дикой жизни, не так ли?
— Полагаю, что кто-то должен за тобой присмотреть, — пробормотала она. — Пусть он выйдет из шюза и проведём дезинфекцию. Я оденусь, имы сможем присоединиться к нему снаружи. Как раз время нам немного встряхнуться.
Натан заговорил в микрофон. — Мы собираемся выключить свет и открыть дверь, — сказал он. — Подожди снаружи. Двое из нас присоединятся к тебе через несколько минут. У вас будет достаточно времени, чтобы уйти до рассвета.
Экран померк, а затем Пит снова переключился на внешнюю камеру. Мы увидели, как Сорокин притаился снаружи, напряжённо прислушиваясь к ночным звукам.
— Внезапно я почувствовал себя очень уставшим, — сказал я.
— Прими пилюлю, — посоветовал Натан.
— Прямо сейчас? — спросил я резко.
Он коснулся кончиком языка фильтров своего собственного костюма. Затем посмотрел на меня и ухмыльнулся.
— Удачи, — сказал он.
— Ты не веришь в удачу, — напомнил я ему. — И я тоже.
— И всё же, я имел в виду именно это, — заверил он.
Я не знал, назвать это дипломатией или показухой.
— Пока меня не будет, — сказал я серьёзно, — ты ведь не станешь прибегать к маленьким трюкам, ведь верно?
— Не стану, — заверил он меня. Он пренебрегал в своей жизни множеством обещаний. Я был почти готов спросить у Мариэль, правду ли он говорил.
Но я боялся ответа.
Глава 14
Как только пустой шлюз подвергся обычной дезинфицирующей процедуре, Карен протянула мне один из двух пакетов, которые она собрала, и мы вышли наружу.
Мы вынырнули в полную темноту. Это был не просто эффект выхода из освещённого помещения — множество тяжёлых облаков заслоняли звёзды, и единственным светом было очень слабое свечение на востоке — отражение на небе от призрачных огней Города Солнца. Мы постояли неподвижно несколько мгновений, стараясь привыкнуть к темноте. Мы не рискнули сразу воспользоваться фонарями, чтобы не привлечь нежелательное внимание.
В конце концов, нам пришлось держаться друг за друга, чтобы не разбрестись. Я положил руку на плечо Сорокина и взял Карен за руку. Он медленно и осторожно двинулся в сторону от корабля, направляясь на север и оставляя сияние города справа от нас. Мы не могли двигаться по прямой из-за зарослей водянистых, с жёлтыми цветами, растений, пересекавших склон холма. Чтобы производить как можно меньше шума, мы выбирали путь наименьшего сопротивления, который было не так-то просто определить, хотя Сорокину это удавалось лучше, чем кому-либо другому.
Вскоре мы шли по гребню холма, и я решил, что мы слишком сильно забираем вправо — с вершины холма мы должны были видеть город и реку. Мы продолжали двигаться в нужном направлении, но я предпочёл бы держаться нашей маленькой долины, оставляя достаточно большой холм между землями города и собой. Я прошептал что-то об этом, но Сорокин не обратил на это внимания. Я решил, что он знает, что мы делаем.
Мы прошли уже около трёх четвертей мили, когда они догнали нас. Они приблизились сразу совсех сторон — мы должно бы угодили прямо в их засаду.
Одной рукой я держался за плечо Сорокина, а другой сжимал руку Карен. И был поэтому отнюдь не в лучшем положении, чтобы оказать существенное сопротивление. Тяжёлое тело обрушилось на меня, и я упал на спину, прижатый к земле. Карен, однако, была в лучшем положении. Одна рука у неё была свободна, и она явно посчитала, что для того, чтобы ею воспользоваться. Я нёс импульсный фонарь, держа его на готове до того момента, когда можно было бы безопасно с его помощью осветить нам дорогу, но её мысль работала в другом направлении. Она держала световой пистолет — пистолет с параболическим отражателем и лампой-вспышкой вместо ствола. Если из него выстрелить, одновременно раздавался сильный звук и происходила вспышка, на столько яркая, что временно ослепляла нападающего — человека или животное. Это было очень полезное средство обороны, хотя и имело один ужасный недостаток — если ваши друзья не ожидали вспышки, то оно производило на них почти такой же эфффект, как и на врагов.