Теперь она выпалила из него без наименьших колебаний. Я попытался заплющить глаза, но мои рефлексы были слишком медлеными. Темнота сменилась болезненным сиянием и странным ощущением онемения в зрительных нервах. Но я, покрайней мере, знал, что произошло. Подобное случалось со мной раньше. Чего нельзя было сказать про человека, прижимающего меня к земле. Он взвыл, словно его поджаривали, и отскочил назад. Я с трудом поднялся на ноги, будучи неуклюжим из-за веса ранца за спиной. Я не знал куда бежать — я даже не мог вспомнить откуда мы пришли. Я почувствовал чью-то руку, схватившую меня за плечо, и ударил по ней кулаком. Я почувствовал, что попал и услыхал болезненное проклятие.
— Это я, кретин! — Прошипела Карен.
Шёпот оказался почти такой же ошибкой, как и удар. Я немедлено был сбит с ног снова, и услыхал удары закрытых рук в обнажённые тела, когда Карен попыталась сопротивляться. Даже ослеплённые лучники были нацелены на выполнение своей задачи. Они оправились от неожиданности.
при дневном свете глаза Карен давали бы большое преимущество, но это только днём одноглазый может справиться с целым королевством слепых. Ночью же травмированные зрительные нервы занчат не так много.
Когоче, не смотря на отчаянное сопротивление, мы всё же проиграли схватку. Кончилось тем, что мы были прижаты к земле снова, а затем последовало длительное ожидание. Я слышал какие-то звуки, ено не имел представления о том, что происходит.
Затем Карен произнесла:
— Ты можешь видеть, Алекс?
— Ты шутишь? — ответил я резко.
— Они могут. Один из них только что зажёг свечу. Они очень быстро пришли в себя.
Я вздохнул. — Зрение ко мне вернётся, — сказал я. — Со временем. Они, наверное, получают помощь для восстановления.
Я почувствовал, что меня подняли на ноги и тащат вверх по склону.
— Карен? — Позвал я.
— Я здесь, рядом, — ответила она.
— А Сорокин?
— Его они тоже схватили. Он не сказал ни слова. Он не слишком сопротивлялся. Но, впрочеми, он тоже ослеп… к тому времени.
я не стал задумываться над этим. Сейчас было не время пытаться разобраться был ли Сорокин тем, за кого себя выдавал, или же отродьем Иуды. В любом случае мы были на пути к городу. К темнице, если у них были темницы.
Я ощутил прикосновение к своей руке, закрытой пластиком — но не с той стороны, откуда раздавался голос Карен. Голос, который раздался вслед за этим был высоким и музыкальным.
— Я сожалею, что это было проделано таким образом, — произнёс он. — Но другого способа не было.
Я был не до конца уверен, но казалось наиболее вероятным, что говорившим человеком был Слуга, который сопровождал меня к останкам корабля.
— Конечно, — сказал я. — Неисповедимы пути Господни, и если немного коварства и насилия кажутся необходимыми для…
— Ты не должен насмехаться над Богом.
— Это угроза?
— Нет, — сказал он. — Это не угроза.
Мы продолжали двигаться дальше.
— Что теперь? — Прошептала Карен заговорщицким тоном. Я решил, что Слуга немного удалился.
— О, — произнёс я наарспев. — Тебя же учили. Одним рывком Джек освободился. Поколотил их всех немного, поднял флаг и провозгласил, что отныне Аркадия должна быть демократической республикой. Никаких проблем. Слепота делает это несколько более сложным, конечно, но ни один уважающий себя герой не допустит, чтобы такой пустяк помешал ему.
— Великолепный план, — согласилась она.
— Точно, — признал я.
Постепенно моё зрение ко мне возвращалось. Я даже начал различать свет их факела. К тому времени, как мы подошли к в наружной стене города, я смог видеть их. Лучников было около десяти человек — но без своего снаряжения — плюс темнокожий слуга. Мне показалось это примером невротической перестраховки. Половины этого количества было достаточно для выполнения их задачи.
Мы не стали подниматься на самую вершину холма, на котором был построен город. Где-то в районе четвёртого круга мы свернули в сторону и через несколько дверей вошли внутрь самого холма. Это во всяком случае не было лабиринтом — просто прямой корридор, ведущий в большую комнату, в которой имелся ряд камер. Тяжёлая решётка заперла каждого из нас в отдельной камере. Они задвинули наружные засовы на дверях.
Камеры были не такие скверные, как некоторые из тех, что мне доводилось видеть. В углу имелся туалет, а в центре стоял стол со свечой и подносом. Имелись стул и кровать с соломенным матрасом. Здесь, так глубоко под землёй, вероятно было очень холодно, но я не мог этого почувствовать благодаря своему облачению. В двери имелось квадратное окошко размером в несколько квадратных футов, закрытое деревянными прутьями. Мне они не казались особенно прочными. Не потребовалась бы сила супермена, чтобы сломать их. Из своего опыта я вынес убеждение, что прочность темницы имела тенденцию прямо зависеть от числа попыток сбежать из неё. Очевидно не слишком многие пытались бежать отсюда. Я вгляделся сквозь прутья в большую комнату, находящуюся снаружи. В ней располагался большой стол и несколько деревянных лавок. Не было ни одного из диванчиков, которые были так свободно расставлены в пиромидальном здании, в котором жил Эго. Меня это не удивило.
Лучники и Слуга ушли.
— Ты в порядке? — окликнул я Карен.
— В меру обстоятельств, — отозвалась она. Я не мог её видеть, так как её камера была с той же стороны, что и моя, но она была сразу за соседней дверью.
— Сорокин! — позвал я.
Ответа не последовало.
— С тобой всё в порядке? — добавил я.
Снова ответа не было. Я знал, что он был здесь, поскольку я видел, как они втолкнули его внутрь и заперли дверь. Но он был не в настроении общаться.
— Что теперь? — спросила Карен.
— Ты великий провидец, да? — ответил я. — Всегда стараешься предусмотреть следующий шаг. Расслабься и довольствуйся настоящим… будущее никогда не соответствует твоим представлениям о нём.
— Спасибо за совет, — ответила она.
— Откуда, чёрт побери, мне знать, что теперь? — сказал я. Спасибо, что у них здесь нет дыбы. Если бы я действительно должен был догадываться, я бы сказал, что нам предстоит быть представленными чему-то маленькому и чёрному, что будет расти на нас. Но я не должен догадываться, поэтому я задумаюсь над этой проблемой, когда она перед нами встанет.
Это было сказано с некоторой натяжкой. Я прекрасно видел проблему… и почти хотел бы закрыть на неё глаза.
Через некоторое время Слуга вернулся. На этот раз с ним не было лучников — только ещё трое Слуг и Эго. Они все подошли к камере Сорокина. Я услыхал, как сдвинулись засовы, и все завёрнутые в чёрное фигуры исчезли из моего поля зрения. Затем я больше ничего не слышал в течение долгого, очень долгого времени.
Я прислушивался в течение десяти минут, затем подошёл к кровати. Лёг на матрас. Он был не слишком удобным, но чистым. Я был уставшим. Непроизвольно я закрыл глаза. Последнее, что я мог сейчас делать, это спать — моим желанием было выбросить из головы весь этот мир со всеми маячившими здесь кошмарами. Но сон, что было достаточно странно, быстро сморил меня. Я усел только подумать: если бы только от кошмаров, приходящих на грани реальности, можно было избавиться во сне… или, по крайней мере, существенно потеснить, или какой там ещё эвфемизм можно применить для полного отступления.
Я вздрогнул, разбуженный тихим звуком, который сопровождался сильным ощущением, что вот-вот что-то произойдёт.
У меня не было не малейшего представления, сколько прошло времени.
Я больше не был в одиночестве — надо мной стоял человек, который называл себя Эго. Когда мои глаза открылись, он сел на стул у изголовья моей кровати. Я сел. Если нам предстоял разговор, то мы должны были, по крайней мере, находиться на одном уровне.
Он положил один локоть на стол, и чёрный материал его туники задрался.