Рука обрела уверенность, кисть – послушание.
Глаза открыл, когда закончил работу.
Сделал. Счастливой.
Копию завершал месяц спустя.
Оля улыбалась с картины. Глазами. Ему. Нужно было только оказаться рядом. На холсте. Нужно…
До выставки оставалось меньше недели, а он всё ещё не мог решиться.
Он никогда не рисовал себя. Но может же он хоть раз? Имеет право? В памяти всплывали строки из «Пикника…»: «Ведь не может же быть, чтобы он хотел плохого!.. Счастье для всех? Даром? И пусть…»
Пусть!
Смотрел в зеркало, долго, неотрывно, пока черты не стали расплываться и деформироваться в геометрические фигуры. Уткнулся лицом в ладони.
Какое-то время водил кончиками пальцев, ощупывая, как слепец, свои ранние морщины на лбу, горбинку носа, острые скулы. Будь у него глина, он бы вылепил себя нового. С волевым подбородком.
Растянул кожу по диагонали, искажая лицо на манер портретов Пикассо. Затем провёл ладонью сверху вниз, словно стирая все черты, зажал их в кулаке у подбородка.
Увидеть себя в зеркале теперь было почему-то страшно, и он завесил его драпировкой.
Подошёл к работе, хотел убедиться, что всё получилось, в очередной раз поглядеть Ей в глаза. Не фальшиво ли счастье? Это было невероятно, даже для него, привыкшего к чудесам: в них он увидел себя, отражался, как в зеркале.
Кисть сама водила рукой, последовательно уничтожала с холста черты Эдуарда, пока от него не осталось и следа, а поверх…
Это был его первый автопортрет. Может, вышло не слишком похоже – чересчур счастливый.
Ночью позвонила Оля. Говорила много, но всё об одном: как хочет быть вместе. С ним. Плакала.
Он только и делает, что рисует её счастье, а она плачет и плачет!
Он молчал. Набирал на кисть газовой сажи, делал неторопливые мазки по холсту поверх своих нарисованных глаз, полных Олиного счастья.
На выставке Оля и Эдик встретились с Аллой Львовной. Время провели в разговорах. Рассказали о свадебном подарке.
– И какие вы там?
– Вот такие, – рассмеялась Оля, положила голову на плечо мужа, Эдик нежно обнял её.
– Счастливые, – заключила Алла Львовна. – Значит, так тому и быть. Мне Тихон тоже счастье нарисовал.
Она кивнула в сторону кудрявого паренька лет семи, с интересом рассматривающего картину: мимо витрин магазинов на велосипеде лихо мчит мальчик в рыцарских доспехах.
Появился Тихон. Поприветствовал гостей, поцеловал руку Алле Львовне, крепко пожал Эдуарду, улыбнулся Оле, стараясь не встречаться взглядом. Затем пригласил всех в главный зал галереи на премьерный показ.
Проходили мимо сказочных пейзажей, манящих остаться в них навсегда, мимо людей, уносящихся к облакам на пушинках одуванчика, танцующих среди гигантских снежных хлопьев, собирающих звёзды в корзины… Картины были поразительно реалистичны, словно все эти чудеса писались с натуры.
Перед входом, закрытым плотным занавесом, шептались, строя предположения по поводу сюжета главной картины.
За шорохом открывающегося занавеса последовал общий вздох недоумения.
Это не было похоже ни на одну из представленных ранее работ: по чёрному фону рассыпались яркие точки. В центре собрались красным свечением, выстреливая поверх золотыми лучами, лазурные соединялись в симметричные круги, распадались на дуги и вплоть до отдельных элементов. В этом невероятном хаосе ощущался божественный порядок.
– Алла Львовна, Новость видели?! Здравствуйте!
Алла едва узнала Эдика, столько восторга в его голосе никогда не слышала. На всякий случай ещё раз взглянула на экран телефона, убедиться, что звонит именно он.
– Это же Тихон нарисовал! Посмотрите! Я вам сейчас ссылку перешлю.
Алла тут же перешла по ссылке из смс:
«В результате исследований обнаружена новая частица, позволяющая пополнить знания об устройстве вселенной. Имеются основания считать, что она является так называемой «частицей Бога».
На изображении в черноте рассыпались знакомые яркие точки.
Во сне и наяву
Евгения Кинер
Синее существо лениво прогуливалось по столу взад и вперёд, поддевало когтями блокноты с заметками, помахивало хвостом. А потом принялось облизывать языком лапу, косясь на Антона тремя хитрыми жёлтыми глазами.
Рано утром в редакцию позвонил мужчина, представившийся хозяином рыбного магазина, уговаривая о встрече и обещая сенсацию. Антон пытался отказаться, но тот настаивал, и журналист нехотя согласился.
– И что это? – пробормотал он, пытаясь отодвинуть подальше от зверя ноутбук и чашку с кофе.
– Хотел бы я знать. Но вы же специалист в вопросах необъяснимого? Хотя вы гораздо моложе, чем я думал, – он скептически оглядел майку Антона с рок-фестиваля и небрежно растрёпанные, давно не стриженые волосы.