— Перебил всех братьев? — удивился Саймон. — Разве не один нью-йоркский орден?
— Город костей на самом деле не в Нью-Йорке. Он… ну, помнишь вход в Летний двор через Центральный парк? Вход в парке не означает, что и само королевство фей находится там же. Так и с Городом костей, куда ведет много ходов.
Изабель не договорила — Алина шикнула на нее и резким жестом велела молчать.
Саймон посмотрел на Алину, затем на Джейса и Себастьяна. На лицах нефилимов появилось одно и то же обеспокоенное выражение. Сообразили, что Изабель выбалтывает секреты. Не врагу, конечно, хотя доверять нежити нефилим права не имеет.
Первой тишину нарушила Алина. Посмотрев на Саймона прелестными темными глазами, она спросила:
— Ну и каково быть вампиром?
— Алина! — всполошилась Изабель. — Нельзя вот так спрашивать, каково быть вампиром!
— Почему? Он стал вампиром не так давно. Должен еще помнить, каково быть человеком… — Алина снова посмотрела на Саймона: — Как тебе кровь? Как прежде или иначе? Вроде апельсинового сока? По мне, так вкус крови…
— На вкус как цыплятина, — ответил Саймон, просто чтобы Алина отстала.
Девушка намека не поняла:
— Правда?
— Он подтрунивает над тобой, — вмешался Себастьян. — И я его понимаю. Еще раз, Саймон, прошу простить мою кузину. Те из нас, кто воспитан вне Идриса, к нежити относятся немного терпимей.
— Разве ты сам не рос в Идрисе? — спросила Изабель. — Твои родители вроде…
— Изабель, — одернул ее Джейс, но было поздно. Себастьян помрачнел.
— Мои родители мертвы. Все случилось у гнезда демонов в Кале… Ладно, забудем, давно это было, — отмахнулся Себастьян, когда Изабель попыталась выразить сочувствие. — Меня вырастила в парижском Институте тетушка, сестра отца Алины.
— Ты говоришь по-французски? — вздохнула Изабель. — Вот бы мне иностранный язык выучить! Ходж говорил, с нас хватит древнегреческого и латыни. Кто на них говорит-то?!
— Еще я знаю русский, итальянский и немного румынский, — скромно улыбнувшись, добавил Себастьян. — Могу научить фразе-другой.
— Румынский? Круто, — заметил Джейс. — Им не так много народу владеет.
— А ты? — заинтересовался Себастьян.
— Не особенно. — Джейс улыбнулся так обезоруживающе, что Саймон понял: врет, гад. — Мой румынский состоит из оперативных фраз типа: «Эти змеи не ядовиты?» и «Вы слишком молоды для офицера полиции».
Себастьян не улыбнулся. Было в его внешней мягкости и спокойствии нечто, что выдавало внутреннее несоответствие маскировке.
— Обожаю путешествовать, — сказал Себастьян, не сводя глаз с Саймона. — Впрочем, в гостях хорошо, а дома-то лучше, правда?
Джейс, игравший с пальчиками Алины, прервался:
— Что ты имеешь в виду?
— Нет места, подобного Идрису. И неважно, где мы, нефилимы, еще строим себе дом. Я не прав?
— Очень даже прав, — нетерпеливо сказала Изабель. — Джейс любит притворяться, будто не понимает, когда говорят о нем.
— Да, речь о нем. — Себастьян даже под прямым взглядом Джейса оставался невозмутим, отчего Саймон преисполнился неожиданной симпатией к темноволосому нефилиму. Не всякий сумеет игнорировать насмешки Джейса. — В Идрисе больше тем для разговоров и нет, кроме как о тебе, Орудиях смерти, твоей младшей сестренке и отце…
— С вами же Кларисса собиралась! — вспомнила Алина. — Я так хотела познакомиться с ней. Где она?
В лице Джейс не изменился, но руку Алины выпустил. Сжав пальцы в кулак, он ответил:
— Кларисса не захотела покидать Нью-Йорка. У нее мать в больнице.
«У нее мать»… Никогда не скажет «наша мать».
— И правда странно, — заметила Изабель. — Я-то думала, Клэри хочет с нами.
— Она и хотела, — вставил Саймон. — Просто…
Джейс вскочил на ноги, да так быстро, что Саймон и не заметил.
— Я тут вспомнил, мне с Саймоном надо кое-что обсудить. С глазу на глаз. — Гневно сверкая взглядом, он ткнул в сторону двойных дверей в дальнем конце комнаты. — Идем, вампир. — Тон Джейса подразумевал, что за отказ будут бить. — Поговорим.
3
Аматис
Полдень давно миновал, и Люк с Клэри оставили озеро Лин далеко позади. Они шагали по широким, бескрайним зарослям высокой травы. Время от времени ровная поверхность переходила в холм, увенчанный черными камнями. Клэри порядком утомилась от бесконечных подъемов и спусков; подошвы скользили по влажной траве, словно по гладкому мрамору. К тому времени, как поля все же закончились и началась узкая грунтовая дорога, ладони, вымазанные в соку трав, уже кровоточили.