Люк не соврал, сказав, что на собрание явились Охотники со всех концов света. Клэри прошла мимо индуски в роскошном, шитом золотом сари и с двумя изогнутыми клинками на поясной цепочке. У витрины оружейной лавки стоял, заглядывая внутрь, высокий мужчина с угловатыми ацтекскими чертами лица; его запястья были унизаны браслетами из того же сверкающего материла, из которого созданы сторожевые башни. Дальше по улице какой-то бедуин сверялся с картой улиц. Завидев его, Клэри осмелела и решилась спросить дорогу до Принсуотер-стрит у проходившей мимо женщины в тяжелой парчовой накидке. Хоть бы только горожане не относились с подозрением ко всякому, кто не знает улиц Аликанте.
Повезло. Женщина, не колеблясь, торопливо указала направление:
— Потом направо от конца канала Олдкасл, затем перейдете по каменному мосту — там и будет Принсуотер-стрит. — Она улыбнулась: — К кому-то конкретному идете?
— Да, к Пенхоллоу.
— О, у них большой синий дом с позолотой. А сразу за ним — канал. Ни за что не пропустите.
Женщина оказалась наполовину права. Дом Пенхоллоу был и правда велик, но Клэри успела пройти мимо, прежде чем опомнилась и развернулась: вовсе поместье не синее, оно цвета индиго. Хотя не все способны так хорошо различать цвета. Некоторые даже лимонный от шафранного — которые близко не стоят — отличить не могут! И отделка не золотая — бронзовая. Металл потемнел от времени, словно дом простоял здесь много-много лет. Впрочем, так оно, наверное, и есть.
Дом прямо-таки дышал стариной.
«Соберись», — приказала себе Клэри. Каждый раз, как она нервничала, мысли разбредались в разные стороны.
Ладони вспотели, и Клэри вытерла их о сухие и шероховатые, словно змеиная чешуя, штаны.
Поднявшись на крыльцо, она взялась за дверную колотушку в форме пары ангельских крыльев. От стука внутри дома разнеслось эхо, будто от удара тяжелого колокола. Почти сразу дверь распахнулась. На пороге, широко раскрыв глаза от удивления, стояла Изабель Лайтвуд.
— Клэри?
— Привет, Изабель, — слабо улыбнулась Клэри.
Изабель оперлась плечом о косяк и мрачно произнесла:
— Вот черт.
В камере Саймон рухнул на койку и стал слушать, как удаляются шаги стражников.
Еще одна ночь в узилище. Ночь на размышление, на то, чтобы «вспомнить» нужную Элдертри мелочь из прошлого. Значит, так выглядит история со стороны? Даже в самых страшных мыслях и ужасных кошмарах не мог Саймон представить, будто его заподозрят в сговоре с Валентином.
Валентин прославился ненавистью к нежити. На корабле он выкачал из Саймона кровь и оставил умирать, хотя Инквизитор этого, пожалуй, не знает.
Из соседней камеры послышался шорох, и давешний хриплый голос произнес:
— Признаться, я гадал, вернешься ты или нет. И раз уж ты вернулся, смею предположить: Инквизитор желаемого от тебя не добился.
— Да, фиг ему. — Встав с койки, Саймон принялся ощупывать стену между камерами. Он искал трещину или хоть что-нибудь, чтобы заглянуть по ту сторону. — Кто же вы?
— Элдертри — человек упрямый, — продолжал говорить сосед, не слыша вопроса. — Попыток он не оставит.
Саймон оперся плечом о замшелую стену:
— Значит, я здесь надолго.
— Мне, я думаю, ты не скажешь, чего хочет Элдертри…
— А зачем?
В ответ раздался смешок — будто железом по камню провели.
— Я сижу в подземелье дольше твоего, светолюб, и поверь: в тюрьме не больно-то чем можно занять ум. Радуешься всякому развлечению.
Саймон сплел пальцы на животе. Оленья кровь притупила голод, но тело все еще изнывало от жажды.
— Вы зовете меня светолюбом. Почему?
— Слышал, как о тебе говорили стражники. Мол, объявился вампир, способный разгуливать под солнцем. Таких прежде не было.
— Но имя мне все-таки придумали. Удобно.
— Светолюб — словечко от нежити. Не Конклав его выдумал. У нежити сохранились легенды о подобных тебе. Странно, что ты не знаешь.
— Я не так уж и давно стал вампиром. Зато вы, смотрю, обо мне много знаете.
— Стража любит посплетничать. Лайтвуды, пронесшие через портал истекающего кровью вампира, — та еще тема для слухов! Признаться, я и не надеялся, что ты окажешься тут… пока стражники не пришли готовить тебе узилище. Как Лайтвуды стерпели подобное?!
— Почему нет? — горько произнес Саймон. — Я никто. Нежить.
— Для Консула — может быть, но Лайтвуды…
— А что Лайтвуды?
— Сумеречные охотники, живущие за пределами Идриса, особенно те, кто руководит Институтами, относятся к тебе подобным. Конклав же, напротив, более… узок в своем мировоззрении.