Выбрать главу

Эта сволочь двигала рукой в такт своим ударам во мне, и к своему ужасу или удивлению я будто бы начал получать удовольствие… Да что за нелепая мысль! Бред! Глупые, бессознательные реакции тела на раздражение-а-а-а!!! Член этого чудовища запульсировал во мне, едва не разрывая меня на части, довольное рычание Насти на секунду сменилось стоном… Авторы порнографических рассказов нещадно врут: когда в тебя кончают, последнее, что ты почувствуешь или о чём подумаешь, это изливающееся в тебя семя. А вот расширение и сжатие ощущаются просто превосходно. «Превосходно»!

Я бы давно упал, если бы «доктор» не продолжала меня держать. Выходить из меня она явно не стремилась, как и выпускать меня из лап. Вечность, другая — и моё тело тоже изогнулось волной, задрожало, руки и ноги задёргались бесконтрольно, и я почувствовал то, чего никогда не ощущал, запираясь в «комнате для медитации» с пачкой салфеток и сомнительного содержания картинками… Обессиленный и полностью дезориентированный, я плашмя упал на пол прямо в лужицу собственной грязи и, кажется, ненадолго вырубился.

Я пришёл в себя от ощущения, что ремни кляпа ослабевают. Миг — и мучительница вырвала эту гадость из моего рта.

— Отпечатки зубов классные, — усмехнулась она, разглядывая игрушку, — но я придумала для твоего языка предназначение поинтереснее.

Настя запустила пальцы в мои волосы и рывком заставила меня посмотреть на неё.

— Сука… — прохрипел я обессиленно. Она дёрнула больнее.

— Хочешь вернуться домой? Тогда будь паинькой — вылижи всё тут хорошенько. Своим языком, я имею в виду. Начнёшь с меня, потом собственные пятна с пола… Будешь искренне стараться, и я тебя отпущу.

У меня была идея получше. Одно движение челюстей — то, которое несколько часов назад могло бы и спасти меня — имплант-капсула лопнула в моих зубах, выплеснув наружу ядовитое содержимое. Мир начал меркнуть, как иные сны за минуту до пробуждения.

Пожалуйста, пусть это будет просто сон! Я отомщу, если это не сон! Страшно отомщу!

Но пусть…

Это…

Будет…

Только сон…

Я ведь сумею убедить себя в этом?

— Я пришлю тебе открытку, сладенький! Не забывай меня! — крикнула моя мучительница прежде, чем мир вокруг погас окончательно.

========== Глава 13. Глаз бури. ==========

Я стоял у стены, опираясь на неё руками, как при обыске, и бессильно склонив голову. Тугие струи горячей воды шумно, с силой падали на мои плечи и спину, разбивались и беспомощно стекали вниз. Я принимал душ, наверное, двадцатый раз за последние три дня. Сколько ещё воды утечёт, прежде чем я перестану чувствовать себя таким грязным и жалким?

Эта сука не обманула: она действительно прислала мне открытку-напоминание, сразу же, в тот же вечер. На блевотно-розовой картонке с котятками и цветочками было написано следующее:

«Сашка, убегать не попрощавшись невежливо! Ай-ай-ай! Но я не обижаюсь, я же знаю, что тебе всё понравилось. Когда ты наконец признаешься себе в этом, ты знаешь, где меня найти.»

Почему-то особенно сильно взбесил меня след от губной помады в конце строки. Я долго и с остервенением порвал послание на клочки, потом поджёг, но успокоения это не принесло.

Никто не поможет мне отомстить. Никто не поможет. В этом я вскоре убедился лично. Мой адвокат, строгая и подтянутся женщина лет тридцати, не раз помогавшая консультациями в работе моего магазина и заключении договоров выслушала историю об «одном близком друге, попавшем в крайне щекотливую ситуацию, и опасающемся возможной огласки» вежливо и деликатно, ни жестом, ни словом не продемонстрировав сомнения в моих словах. Разумеется, она понимала, что «мой близкий друг» и я — это одно лицо. Понимала, конечно, но милосердно подыгрывала моей маленькой легенде, за что я был ей крайне благодарен. Впрочем, ответ её о перспективах судебного преследования моей мучительницы или лишения лицензии был до боли разочаровательным. Линда напомнила мне, что на территории, находящейся в частной собственности, правила устанавливает хозяин, и никакие законы извне тут не работают. Линда напомнила мне, что «мой близкий друг» подписал вдобавок полный отказ от претензий. Единственный совет, который можно было дать «моему другу» в такой ситуации, был прост и невыполним одновременно: надо всего-навсего встретиться с обидчицей на своей территории. Заманить как-нибудь… Мелочи жизни, ведь так?

После юриста был частный детектив («хороший специалист, но крайне неприятный человек. Тайны, впрочем, он хранить умеет», как охарактеризовала его моя собеседница). К детективу я шёл уже ни на что не надеясь, просто потому что не делать ничего было выше моих сил. Человеком он и впрямь оказался неприятным. Внешне детектив напоминал Артура Киллпатрика: такой одутловатый потный мужик с редкими сальными волосёнками в замызганном костюме и мятой рубашке, даже в помещении не расстающийся с допотопными чёрными очками на пол-лица. Он хамил, язвил, всеми силами демонстрировал своё отношение к хлюпикам-которые-перекладывают-свои-проблемы-на-якобы-какого-то-неназванного-друга. Весь наш разговор быстро свёлся к издёвкам и повторением на все лады анекдота про медведя и неудачливого охотника. Из серии: «Ну найду я тебе, где живёт тво…его друга несчастного обидчица, и что дальше? За добавкой пойдёте? Так твой друг — он мститель, или ему понравилось?» Опять вспоминая о разговоре с этим мудаком, я саданул кулаком по стене, боль немного отвлекла от мерзких мыслей… И на том спасибо.

Что до демоницы, то мстить этой коварной суке я не собирался. Точнее так — я успел хорошо (хорошо, вот смех-то!) подумать о мести, но всё сводилось к тому, что за пределы своих владений она вряд ли выходит, а снова войти на её территорию и оказаться в её власти… Наступать на те же грабли второй раз? Нет, увольте!

Крик уличного зазывалы за окном на секунду вывел меня из оцепенения. «Оружие для НАСТОЯЩИХ МУЖЧИН! Настоящие пушки для НАСТОЯЩИХ МУЖИКОВ! МУЖИКИ, налетайте, оружей…»

— Звукоизоляцию усилить! — пробормотал я себе под нос. Дом послушался меня, что-то защёлкало в стене, и звуки улицы стихли. Я бессильно сполз на пол душевой, глядя, как слуховое окошко на улицу зарастает грубым красным кирпичом, и прижался спиной к стене, покрытой прохладной кафельной плиткой. Последние дни это не отпускало меня, возвращалось снова и снова: каждый рекламный плакат, каждый ролик, каждый рыночный зазывала, каждое сраное граффити на стене кричали мне о том, что такое мужество, что должен покупать, есть, пить и делать настоящий мужик. Как в чёртовом детстве, когда у меня капитально, без возможности ремонта сломался велосипед, и мне на каждом углу начали лезть в глаза плакаты и вывески о починке треклятых железяк… К слову, в большинстве случаев слова «Товар Х — для настоящих мужиков!» следует читать как «Если бы не этот слоган, наше говно вообще бы никто не покупал».

Мир, ты же вроде должен исполнять мои желания?! Почему ты не хочешь дать мне шанс? Так бы я и впал в ничтожество, наверное, но в один прекрасный день ко мне обратился человек, от которого сам я никогда бы не подумал ждать помощи. С чего бы начать…

На четвёртый день тоски и печали в стенах моей скромной обители прозвучал звонок. Дух-привратник высветил мне изображение гостя, стоящего у ворот и просящего аудиенции, и меня будто током ударили. Это оно! Шанс всё исправить, что бы ни пришлось для этого сделать. Я закусил губу до крови, вспоминая тот час, ставший для меня переломным. Доки Города, корабль под чёрными парусами, высокомерная и незнакомая демоница, спрашивающая меня, нахрена я им там нужен, патруль светлых. Патруль! Этот ублюдок, стоящий сейчас у ворот моего поместья, один из них. Золотистые волосы, строгие черты лица, арийски-голубые глаза — только вот потрёпанный он какой-то. Я почувствовал, что улыбаюсь той обнажающей клыки улыбкой, какую раньше видел только у Найт… и этой суки-Настеньки. Рот наполнился слюной, клыки будто зачесались, в глазах, наверное, зажглись даже азартные искры, но вот этого увидеть без зеркала я не смог бы. Добыча. Какая сладкая добыча. Сама пришла. Тебе будет больно, светлячок, очень больно! И только где-то в глубине подсознания тревожным маячком металась нелепая, неуместная мысль: «неужели, это я? Неужели это место всё-таки меня сломало, сожрало, переварило и сделало таким же, как эти?» Её пришлось придушить — безжалостно и равнодушно.