Настя, к слову, сдержала своё обещание: на столе остался большой бурдюк с водой и три больших бутерброда с бужениной, выложенных стопкой на тарелочке с голубой каёмочкой. Отвязывать гостя от стены, впрочем, никто не собирался. Нет, серьёзно! Он решил, что мы просто об этом забыли и попытался нам напомнить! Наивный! Просьбы его быстро сменились мольбами, а мольбы, едва мы перешагнули за порог комнаты, превратились в проклятия, которые стихли лишь тогда, когда мы пересекли звукопоглощающую завесу уже у самого выхода из подземелья.
— Всё идёт по плану? — Настя смотрела на меня с любопытством, — мы продолжаем? Совесть не загрызёт потом?
— Не загрызёт. Я узнал, что такое пытки, и каково оно вообще, только из-за этого ублюдка. И я просто жажду поделиться с ним этим своим знанием.
И да, я ждал. Я весь вечер ходил как на иголках. Да я спать не мог в ту ночь, ворочаясь в кровати и представляя себе, как мы начнём с утра играть по-настоящему.Чёрт возьми, с утра пораньше я летел в подземелье будто на крыльях, опережая Настю на несколько шагов, как пёс, рвущийся на прогулку. Девушка, кажется, смеялась, глядя на меня, но мне было плевать. Когда мы вошли в камеру, Гром с трудом поднял на нас голову.
— Воды… — прохрипел он с такой мукой и бессилием в голосе, что я испытал даже какое-то возбуждение.
— Попроси правильно.
— Умоляю… Пить… — он не стал спорить. Умный.
С улыбкой, прождав ещё несколько минут и упиваясь его жалкими стонами, я взял со стола бурдюк с водой и подошёл к пленнику поближе. Медленно, чтобы он насладился моментом, открыл и неторопливо поднёс сосуд к его губам… Гром жадно припал к долгожданной влаге. Интересно, как быстро он почувствует?
Ого! Я еле успел отскочить. Кажется, задумка с солёной водой удалась на славу.
— Начнём, пожалуй? — Настенька втащила в комнату два больших эмалированных ведра с тошнотно-зелёным зельем, и с молодецким, неожиданным для хрупкой девушки, замахом окатила Громова содержимым первого из них. Жижа зашипела, разъедая ткань одежды, но не нанося ни малейшего ущерба самому пленнику.
— Ну, не раздевать же тебя, в самом-то деле! — рассмеялась демоница. Вдвоём мы отцепили Грома со стены. Ноги его уже не держали, и мы позволили гостю упасть на пол, лицом вниз. Во-первых, мы как раз собирались вылить второе ведро «очищающего» эликсира ему на спину. Во-вторых, так было только удобнее подхватить его под руки и подтащить к дыбе.
— Что с тобой, брат, кажется, ты немного не в форме? — прокомментировал я его вялые попытки сопротивления, мгновенно подавленные.
— Я сдохну… И отомщу… — только и прохрипел он.
— Конечно-конечно!
Мы закрепили его на дыбе, так, просто чтобы повисел и не дёргался лишний раз, когда Настя возьмёт в руки плеть. Мне этот норовистый инструмент всё никак не давался.
— Подкрути немного системы жизнеобеспечения, а то он какой-то вялый!
— Да как нечего делать, родной! — Настенька махнула рукой в сторону клетки с колдовским кристаллом, и пленник как-то ожил. Цвет кожи явно стал здоровее, дыхание стало не таким тяжёлым. Он с нескрываемым удивлением уставился на меня.
— Чел, ну какой интерес тебя расспрашивать, когда ты едва сознание не теряешь? — решил пояснить я. Люблю объяснять и рассказывать, чего уж там.
— Расспрашивать?
— Ну… — я изобразил задумчивость, — понимаешь, я хочу тебя пытать и мучить, потому что ты подвёл меня под пытки и мучения в своё время. Но бесцельно кого-то пытать — скучное и однообразное занятие, поэтому мы подумали-подумали и решили: мы будем задавать тебе всякие вопросы и истязать для того, чтобы ты на них ответил!
— О ч-чёмм-меня можно рас-расспрашивать?
— Эй! Это ты интересуешься, а должны мы! Настенька, солнышко, дашь ему по десять ударов за каждый дурацкий вопрос, который он задаст? — обратился я к своей напарнице.
— Да легко! — она уже потянулась за плетью, но я остановил её.
— Не сейчас, попозже. Пока он всего на двадцать наговорил.
Пленник сжал губы с такой силой, что, наверное, перекусил бы титановый лом.
— Да, вопросы! — продолжил я свою мысль, — Вопросы будут разные: сложные, унизительные, неприятные. Начиная с деталей интимной жизни и подробностей твоих отношений с госпожой Найт — и заканчивая решением систем дифференциальных уравнений второго порядка…
— Чего?! — переспросил наш гость с квадратными от удивления глазами. Моя дорогая Настя удовлетворённо кивнула, это ведь был уже третий его вопрос — хорошая заявка на тридцать ударов.
— Нет… Ну… Ты же должен кричать «нет, я ничего не знаю, я правда ничего не знаю!», несмотря на любые пытки, вынуждая нас стараться лучше и терзать сильнее, чтобы добиться-таки ответа!
— Саш, ты что, при жизни математику преподавал? — со смешком поинтересовалась у меня демоница.
— Не суть, — ответил я сухо. Какая ей разница, что я там преподавал? Как будто это что-то плохое…
— Больше вопросов не будет? — сладко поинтересовалась демоница, но пленник торопливо замотал головой.
— Умный. Ну, на нет и суда нет. Дай ему тридцать плетей для начала, и приступим к допросу.
— Охотно! — воскликнула демоница, и тяжёлый кнут прочертил по спине пленника первую кровавую борозду. За неё была вторая, третья… Крики жертвы и стоны рассекаемого воздуха стали для нас двоих музыкой, которой Настя с упоением дирижировала. Я любовался ими и пил вино, стараясь удержать в голове напоминание о том, что надо немного оставить. Громов уже просто повис, под каждым ударом мотаясь из стороны в сторону, как тряпичная кукла. Какое ничтожество! Мы ведь только начали.
— Двадцать девять! Тридцать! — последние удары девушка сопровождала возбуждёнными, чуть ли не оргазмическими выкриками, по лицу её катился пот, а та демоническая мутация, что отличала её от «обычных» женщин, рельефно проступала под одеждой. Эту суку возбуждает боль? Меня тоже! Я выплеснул остаток вина из бокала прямо на исполосованную спину пленника, с наслаждениям любуясь его реакцией. Да, вот так!
Потом мы начали его расспрашивать, добавляя дюжину плетей и полоборота ворота, регулирующего натяжение дыбы, после каждой вопроса, на который он не отвечал сразу же. Не то, чтобы нам интересно было это узнать, но к вечеру мы были в курсе, что:
— Найт приучила Грома делать ей массаж ног каждый вечер. А сама под настроение массировала ему совсем другие части тела с помощью «вибромассажёров». Мелочь, но, почему-то, он так стеснялся признаться в этом, что его потребовалось уговаривать плетью.
— Он лизал её туфли. Неоднократно. И не только туфли. И вообще у нашего Грома очень даже рабочий язычок. И наша госпожа куратор его не то чтобы сильно к чему-то принуждала, всё было сугубо добровольно.
— Наш боевой очкарик несколько раз создавал с помощью чёрного колдовства монстра со множеством щупалец, подобного тому, что растерзал Игрока в лабиринте, и отдавался ему абсолютно добровольно, позволяя буквально затрахать себя до смерти. Ай-ай-ай, какой больной ублюдок.
— Громов абсолютно не умеет решать уравнения в частных производных.
Негусто, конечно, но попытки добиться от него решения жалкого «пять дэ два ю по дэ икс дважды; плюс восемь дэ два у по дэ икс, дэ игрек; плюс три дэ два у по дэ игрек дважды — равно нулю» донельзя вымотали нас, а гостя нашего и вовсе едва не превратили в воющий кусок мяса. Пришлось облить его с головы до ног исцеляющим зельем, самым дешёвым, которому понадобится не один час, чтобы затянуть все раны, и снять пленника с дыбы.
— Хватит на сегодня, — подтвердил я устало.
На прощание мы подвесили Грома над колыбелью Иуды. Всё для удобства гостя — чтобы не насадиться на острие пирамиды, от него даже не требовалось особых усилий…
— Спокойной ночи, дорогой! Приятных тебе снов, — промурлыкала Настя, запирая двери. Сука всё-таки! Хорошо, что она была на моей стороне.