— Вот видите, — проворчал Капитан, отдав нам зеркальце и закурив свой вечный «беломор», — всё у него в порядке. Все довольны.
— Но это насилие! Его заставили! Это использование служебного положения в личных… — начал грозно вещать наш рокер. Он что же, большой моралист что ли?
— Это же ад! Порок и похоть, вас предупреждали и отговаривали! — рассмеялся Капитан снова, и добавил потом: — да и где тут, собственно, что-то «ТАКОЕ!» и страшное, а? Одна из самых безобидных и милых картин, что я видел.
— Она наиграется с ним и выкинет, — неожиданно-деловито осведомилась Ира.
— Да у девушки, я вижу, проявляется хватка. Нет, разумеется. Эх, вы ещё молоды, вы не понимаете, как дорог может быть человечек, которого ты подобрал таким зелёным и невинным, а потом сам развратил, научив тому, что тебе самому приятно. Белый лист, на котором пишешь только ты. Это удовольствие, мало с чем сравнимое, а человек потом будет идеально исполнять только твои прихоти, и никому другому он уже больше не подойдёт. Это редко. Мало кто умирает девственником, а уж к нам попадают и того реже.
— Это ещё почему? Я так понимаю, на этом корабле мы все «молоды и зелены», как Вы выразились, — возмутился наш железный моралист.
— Плавание длинное, вина в трюме много. Мало ли, какие симпатии друг к другу вы в себе откроете, — равнодушно зевнул кэп.
— Это всё мерзко и аморально! Я всех вас порицаю! — заявил наш Саша и решительно, гордо отошёл. Правда, недалеко, так, чтобы не выпускать из виду зеркальце и слышать разговоры. Да и обтягивающие джинсы изрядно мешали ему демонстрировать равнодушие. Я чувствовал, что и сам небезразличен к происходящему на экране, особенно, когда госпожа куратор скинула полотенце и начала ласкать себя, поэтому строить из себя моралиста я и не пытался. Говорить о морали, нравственности и принципах, подглядывая за уединившейся парой, было как минимум глупо.
— Мораль, нравственность, — проворчал капитан, глядя, как Найт ударом ноги заставила Грома лечь и уселась ему на грудь, уткнувшись промежностью грозному ботанику прямо в лицо, — посмотрим, как вы запоёте завтра, в бою. Вспомните ли о добродетелях и правилах приличия. Он засмеялся, глядя на наши удивлённые лица:
— Завтра нас настигнет погоня из Города, и нам придётся дать бой. Вам тоже, балласт, не способный постоять за себя с оружием в руках, никому не нужен. Так что — отбой! Всем спать! — щелчком пальцев он потушил зеркало, развернулся, и скрылся в трюме, не обращая внимания на наши вопросы. Пришлось пойти укладываться и нам.
На пятые сутки плавания всем, кроме меня и Грома, выдали оружие. Что-то вроде аркебузы или мушкета, к которой какой-то сумасшедший приделал цевьё и приклад от М-4, прицельные приспособления от АК и затвор от винтовки Мосина-Нагана. Мне не предложили, но оно в любом случае выглядело не надёжнее моего самопального карабина. Короткий инструктаж по технике безопасности: никогда не оставлять ствол без присмотра, не касаться пальцем спуска, пока не направили ствол на цель, всегда относиться к стволу как к заряженному и взведённому, даже если это не так… Потом поставили пару бакенов и дали каждому высадить по ним патронов двадцать. Стрелять в цель с палубы корабля — это нечто, даже при самой лёгкой зыби, но наши «успехи» не слишком уж огорчили госпожу куратора. «В бою узнаем, чего вы все стоите.»
О предстоящем бое она, кстати, сообщила походя, как о чём-то незначительном. Ну подумаешь, выйдем мы через два часа в нейтральные воды, ну нападут на нас ангелы, которым пока что мешает Договор. Мелочи. Найт лишь посоветовала нам не лезть на рожон:
— Да, если умрёте — вас затянет обратно в город, где ваше новое тело запрут навечно в каком-нибудь монастыре. И будут петь гимны о «возвращении заблудшей овцы» на «Путь Спасения» — последние слова она произнесла, копируя елейные ангельские голоса.
— А Вы, госпожа? — это был, как ни удивительно, Гром.
— Демоны и их рабы возвращаются на своей земле, — холодно бросила Найт.
В мучительном ожидании прошло больше часа. Матросы-безымянные возились на корме с каким-то монструозным агрегатом, в носовой части подготовка чего-то дико похожего на американский «вулкан» подходила к концу — там был и капитан, и первый помощник, непрерывно слышалась крепкая брань, ускорявшая работу. Нас уже «вели» — пока ещё осторожно, не высовываясь из-за облаков. Ещё через час томительного — скорей бы уже сдохнуть, это всё равно лучше чем ждать — ожидания нам выдали дополнительный боезапас, стрелки и обслуга заняли места у гатлингов… И я вдруг увидел границу — без затей проведённую в море цепочкой светящихся плавучих водорослей. И как их не сносит течением, интересно? Вот корабль подошёл к линии, коснулся её, вот линия скрылась за кормой — и именно в эту секунду откуда-то сверху посыпались горячие приветы. Гром что-то прокричал — и падающие молнии начали гаснуть. Наши враги слаженно бросились вниз.
— Огонь! Огонь!
Это оказалось на удивление музыкально. Сначала забухал кормовой гатлинг — бархатисто, мощно, как бас-гитара. Второй, чуть поменьше размерами, а оттого более звонкий и ритмичный, вступал реже — видно, стоявший за ним стрелок был не в пример опытней и экономил патроны. А во всём этом барабанной дробью — наши ружейные выстрелы. Чем-то походило на Chop Suey от System of a Down.
«I, cry, when angels deserve to die…»
Они спикировали первый раз — о огненные клинки срезали как косой двоих или троих безымянных. А эти крылатые, они ещё и умудрились разбросать шары, которые разбиваясь выпускали в мир записанные в них душеспасительные беседы. Они, и впрямь, что ли считают нас «заблудшими овцами» и «несчастными жертвами»?
Один из них, выходя из пике, попытался схватить блондинистую Настю — но получил метательный нож в горло — тяжёлая винтовка девушке категорически не понравилась — и скатился по инерции за борт. Ещё одному послал пулю вдогон наш гитарист. Пуля оказалась быстрее.
— Шевелись! Они продолжат атаковать, пока хотя бы одного из вас можно будет «спасти»! — проорала Ира мне в ухо, и тут же высадила все пять патронов по заходящему на третий круг пернатому.
— Отказ от спасения — фраг?
— Схватываешь на лету!
Я прицелился в другого крылатого — но тот внезапно превратился в огненный шар — понёсся вниз.
— Что это было, бля?!
— На Грома глянь!
А наш очкарик и впрямь зажигал. Такое чувство, что он выплёскивал на этих летунов всю свою боль, унижения, всё, что слышал и «получал» во время ночных «бесед» с куратором. Один из пернатых, кстати, упал ему под ноги — и Гром вместо того, чтобы добить его сразу, поставил ногу ему на горло, прострелив предварительно обе руки, чтоб не дёргался. Руки он держал как-то странно: одна ладонь впереди, с тремя расставленными буквой W пальцами, правая — между ней и лицом. Только увидев, что ангел, влетевший в продолжение «этой линии» запылал и понёсся вниз, я понял, что это должно символизировать «корону» — совмещённые мушку и целик механического прицела. Я услышал резкий звук сзади, обернулся — и от неожиданности всадил в хитрого пернатого пять пуль кряду. И не убил, кстати! Все выстрелы попали в руки и крылья, но враг рухнул к моим ногам.
— Вы сами избрали свой путь, — прозвучало откуда-то сверху, и наши враги рванулись ввысь.
— Этих не добивать! — приказала Найт, — Оставьте нас наедине!
Приказ есть приказ — да мы и сами были рады смыться с открытого пространства куда-нибудь в трюм. Жаль только, даже сквозь толстые доски мы слышали их жалобные крики. Ну, а потом подошёл помощник капитана и улыбаясь сообщил, что «всех просють».
За спиной Найт на палубе стоял кто-то из безымянных с большим кубком в руках и внушительных размеров бутыль. Сама госпожа куратор держала в руках два чёрных плаща, покрытых обгоревшими перьями, так поразивших меня при первой встрече с тёмными.