– Ну, мы поговорим потом, – проговорил Дуэйн, подхватывая дам под руки и отводя их в сторону. Но не тут-то было. Женщины освободились, приготовясь самым решительным образом отвергнуть такое сексуальное домогательство, как взятие под руку, со стороны мужчины.
– Послушайте, – продолжал Дуэйн. – Мы имеем дело с человеком, который любит свою охотничью собаку. Мне кажется, что Монро следовало бы отнести к портретам.
– Ничего подобного, – возразила Карла. – Это действительно хорошая картина, и я отдала бы ей предпочтение, а не всем этим вышкам и василькам. Если мы оставим ее в общей категории, то Монро получает голубую ленту.
– Почему мы не можем дать ему первое место среди портретов? – спросил Дуэйн.
– Потому что это не лучший портрет, – поддержала Карлу Джейси. – Портрет Дики той женщины гораздо лучше.
– Кроме того, нельзя же отдать первый приз портрету собаки, когда на выставке полно портретов внуков и внучек, – удивленно подняла брови Карла. – Эти люди, у которых есть внуки и внучки, линчуют нас, если мы отдадим первое место собачьему портрету.
– Теперь ты понимаешь, во что вляпалась, когда решила устроить выставку картин, – вздохнул Дуэйн.
– Дики определенно спит с Сюзи Нолан, – произнесла Карла. – А я не верила слухам, пока не увидела эту картину. Он у нее получился очень милым.
– Он и есть милый, – заметила Джейси.
– Было бы лучше, если бы она не выставила этой картины, – пробурчал Дуэйн.
Обе женщины смерили Дуэйна оценивающим взглядом.
– Это почему? – спросила Джейси. – Она обладает полным правом показать свою работу.
– Я сказал – было бы лучше, – поправил ее Дуэйн.
– А тебе до этого какое дело? – спросила Карла.
– Ей сорок пять, – ответил Дуэйн.
– По-твоему, это что-то объясняет? – спросила уже Джейси.
Женщины продолжали внимательно смотреть на него. Дуэйн знал, что порой даже самые невинные замечания приводят к беде, а в последнее время, что бы он ни сказал, все оборачивалось неприятностями.
– Ей сорок пять, и она, скажем, имеет роман с Дики, которому двадцать один, – осторожно начал он. – Если мы отдадим первое место в портретной категории этому портрету, то взбунтуется христианский контингент.
– Ну и хрен с ними, – заявила Карла. – Я отдаю ему первое место.
– Я гоже, – подхватила Джейси.
– О'кей, – снова вздохнул Дуэйн. – А как же быть с охотничьей собакой Монро?
– Может, все-таки мы уговорим Эдди представить его в общем разделе? – предложила Джейси. – В таком случае он получает голубую ленту.
– Я не знаю, – сказала Карла. – С Эдди гораздо сложнее иметь дело, чем с Дуэйном.
– Лестера Марлоу полагалось бы упрятать в тюрьму за то, что он придумал эту выставку картин, – сказал Дуэйн.
– Дуэйн, немного культуры в день столетия города никому не повредит, – гордо заявила Карла.
Эдди Белт, принципы которого оставались твердыми, как скала (по крайней мере, в отношении своей охотничьей собаки), решительно отказался выставить портрет Монро в общей категории, мотивировав это следующим образом:
– Я каждый день смотрю этой собаке в глаза.
– Эдди, Монро безразлично, в какую категорию он попадет, – объяснила Карла, одаривая Эдди самыми очаровательными улыбками и принимая самые соблазнительные позы в попытке перетянуть его на свою сторону, но, увы, все было напрасно.
– Эта собака знает больше, чем некоторые люди, – сказал Эдди. – У меня очень чувствительный пес.
– Не спорь с Эдди, – предупредил Дуэйн жену. – Он может спорить неделями.
– Это твоя вина, Дуэйн, – упрекнула мужа Карла.
– Моя вина? – удивился Дуэйн. – С чего ты взяла?
– Взяла вот!
– Что мы скажем людям, если твоя собака перевесит их внуков? – прямо спросил Дуэйн у Эдди.
– Я не заставлял тебя быть судьей, – парировал Эдди.
В конце концов было решено оставить Монро в портретах. Сюзи получила первый приз, Эдди – второй, а фермеру, владевшему молочной фермой, достался третий. Фермеру прекрасно удался портрет Джона Уэйна.[12] Голубую ленту в общей категории получила картина, изображавшая битву при Аламо, красную – картина с ковбоем и белую – та, где был нарисован фермер на тракторе.
Дуэйн предложил особо отметить городской пейзаж Сонни, но со стороны коллег-судей встретил, мягко выражаясь, прохладное отношение.
– Он отвратителен, – прокомментировала его предложение Джейси. – У меня большое желание ударить по нему ногой.
– Сонни даже не нарисовал меня, – пожаловалась Карла. – А кто ему был лучшим другом все эти годы? Кроме того, он по-свински обошелся со мной вчера вечером, заявив мне, что я пью слишком много водки и у меня не те друзья.
– Разве мы не должны в первую очередь судить с позиций искусства? – спросил Дуэйн.
– Ты не встал на мою сторону, когда он поливал меня грязью, – припомнила Карла мужу.
– Я… собирался врезать ему, но в последний раз он лишился глаза, помнишь?
– Нет! Тогда я здесь не жила, – едко проговорила Карла. – Интересно, что из-за Джейси ты врезал ему, а из-за меня нет.
– Я не думаю, чтобы тебе понравилось, если бы я ударил его. Ты так заботилась о нем, что я решил, что ты разведешься со мной, если я трону его хоть пальцем.
– Можно дать за дело, а можно и без дела, Дуэйн, – продолжала Карла.
– Мой Бог! – простонал Дуэйн, чувствуя, что ему не хватает сил бороться с ними. – Разговаривать с вами, женщины, все равно, что держаться за голую проволоку под напряжением. Что бы я ни сказал, вы набрасываетесь и хватаете меня за горло.
– Дуэйн, когда ты обращаешься ко мне, употребляй единственное число, – холодно поправила мужа Карла.
Дуэйн специально использовал множественное число, желая, чтобы его слова слышала и Джейси. Она стояла неподалеку, но, кажется, не прислушивалась к разгоравшемуся спору и с ничего не выражающим лицом рассматривала портрет Дики, нарисованный Сюзи Нолан. В это время проезжавшие мимо на велосипедах близнецы остановились рядом с Джейси и посмотрели на портрет.
– Я не понимаю, чего все сходят с ума по Дики, – сказала Джулия.
– Рожа – просто плевать хочется, – подхватил Джек.
Джейси улыбнулась, обнимая их. Близнецы быстро освободились из ее рук и уехали, а Джейси с Карлой пошли дальше.
Карла бросила на Дуэйна испепеляющий взгляд, но ничего не сказала.
ГЛАВА 85
Дуэйн, чувствуя себя отвратительно, подошел к зданию городского суда и сел на ступеньки. Раньше ему и в голову не приходило, что с ним может случиться нервный припадок, но вот, оказывается, может. Ему захотелось очутиться дома и стрелять по собачьей будке до тех пор, пока не пройдет усталость. Оглушительная стрельба крупнокалиберными патронами помогала ненадолго забыться. Он попытался убедить себя, что происходящее не так уж плохо, но сознание отказывалось повиноваться. Почему ему отчаянно хочется с кем-то поговорить, в особенности с Карлой?
Накануне Минерве зачем-то потребовались тряпки, и она разорвала старую простыню на куски. Дуэйн следил за ней, ни о чем особо не думая. Простыня от многочисленных стирок стала совсем тонкой, и Минерва легко разорвала ее, как бумагу. Эту простыню, должно быть, купили лет двадцать назад. Они с Карлой, а возможно, и старшие дети, спали на ней сотни раз. И все же через пять минут простыня перестала быть простыней, превратившись в лоскуты.
Его знакомство с Карлой продолжалось чуть больше двадцати лет и грозило оборваться точно так, как разорвалась эта простыня. Его дети тоже отдалялись – легко и бесшумно; старшие – потому что повзрослели, младшие – непонятно почему. Просто они отдалялись, как положено детям уходить от родителей.
От слишком частого употребления всему приходит конец. Дружеские связи… небольшие увлечения… как все печально и хрупко. А когда-то это была надежная ткань, составлявшая суть его спокойной жизни. Однако ткань износилась и больше уже не может выдерживать груза всех тел, индивидуальные особенности тех, кто ворочается и мечется на ней. В какой-то момент достаточно резкого движения ногтем или локтем, и тогда она рвется…
12
Американский актер и режиссер (1907–1979), прославившийся исполнением ролен «сильных личностей» (в том числе, ковбоев) в вестернах и военных фильмах. (Примеч. ред.)