Не оборачиваясь, я понял, что Фаенна сверлит меня пристальным взглядом.
— Ты так думаешь, или ты это знаешь? Ты придумываешь красивое объяснение, или это уже не ты?
— В этом мире не всегда можно разделить эти понятия, — ответил я. — Мы не зря видим сны. Разве можно назвать это знанием? И разве можно назвать это незнанием? Наши догадки и фантазии значат больше, чем нам кажется, а знания — оборачиваются ничем. Но если я скажу, что знаю точно, о чем говорю, я солгу. Это то, что я чувствую, и что нельзя обратить в слова, без того, чтобы истина не разлетелась каменной пылью.
— Морион?
— Я знаю или помню, что Рен Альтерн действительно был колдуном, в мире, в котором их было немало, но он был одним из сильнейших. Других мы не знаем. Или думаем, что не знаем. Он заклял свою собственную кровь, чтобы знания не были потеряны, он знал, как легко они искажаются и исчезают. Это сделал не только он. Первые главы всех Домов Города были сильнейшими в то время колдунами, и они наложили заклятие на всех своих потомков — «закляли собственную кровь» — поэтому мы видим тревожащие нас сны. В которых видим прошлое этой земли, или то, какой она могла бы быть. Или нечто большее. Это спящее знание никогда не даст нам покоя.
— Морион… — пробормотала Фаенна. — Ты же не думаешь, что это могут быть наши предки… — я не видел, но знал, что она повела рукой, указывая на хрустальных призраков. — Не нашедшие покоя… Их слишком много…
— Возможно, это не только наши предки. Но думаю, и они здесь. Обречены оставаться здесь до конца, и видеть, как умирает мир. Потому, что ничего не сумели с этим сделать. Потому, что им было это небезразлично. Или напротив, это было им безразлично, когда не должно было быть безразлично.
— Ты всегда умел говорить страшные вещи так спокойно, как будто это тебя не касается.
— Ты тоже, — улыбнулся я, и услышал, как Фаенна тихо рассмеялась. Посреди моря призраков, на крошечном островке удивительно живой земли. — И мне всегда это в тебе нравилось. Потому что отступать уже поздно, а все, что может случиться, осталось только принять, или изменить. И затем принять то, что за этим последует.
— Значит, она все-таки пробудила твою кровь.
— Если бы только этого оказалось достаточно.
И мы продолжали молча смотреть на проходящих мимо призраков. Они шли еще долго, пока сияние алмазной звезды не приблизилось к наиболее яркому, какое только она могла пролить. И лишь затем они стали рассеиваться. Фаенна задумчиво рассматривала меч, который держала в руках, так за все время и не спрятав его в ножны.
— А если бы мы коснулись их нашими мечами? Они бы дали нам пройти?
— А тебе этого хотелось? — спросил я.
И Фаенна покачала головой.
6
Все, что окружало нас после исчезновения призраков, это была безжизненная каменистая равнина, покрытая трещинами. Вдали виднелись редкие антрацитовые деревья.
Фаенна внимательно рассматривала пятачок земли, на котором мы стояли.
— Очень странная форма, — сказала она, кивнув на кривые его границы. — А как у меня в руке оказался меч? Я не помню, как доставала его.
— Ты его и не доставала, но думаю, он тебе все-таки пригодился.
— Лишь два дня назад загадками говорила я, а не ты, — немного печально заметила она.
— Но ведь только потому, что не могла сказать всего, — напомнил я. — Я тоже не могу, по другой причине, хотя в некотором смысле и по той же. Во многом я не уверен.
— «Двенадцать звезд. Двенадцать мечей. Двенадцать слов. Двенадцать огней», — проговорила она. — Не может быть, чтобы в этих словах не было смысла. В них должна быть какая-то разгадка.
— Она есть. Должна быть. Я думаю, что об этом она тебе все-таки говорила — о том, что Башня и Дома должны были быть разрушены.
Фаенна посмотрела прямо на меня. В ее глазах была скорбь.
— Теперь мы знаем, почему это не было сделано тогда, когда должно было быть сделано, правда?
Я кивнул. Кто бы разрушил то, что давало ему власть?
— Но ведь власть, это не только здание, — задумчиво проговорила Фаенна. А Дом, к тому же, не только власть…
— Но ведь ей нужны символы. Разрушить священную Алмазную Башню, это же немыслимое святотатство. А Дома…
— Девять из них уже мертвы, — рассеянно продолжала она, размышляя вслух. — Девять мечей помещены в Столп Памяти, в центре Башни, у самого ее основания. Если поместить туда меч, его невозможно извлечь обратно. Тогда говорят, что «Башня приняла его». И когда меч навеки переходит Башне… — Фаенна остановилась.