Всякий абонент «имел право решать моральные проблемы по собственному усмотрению».
В гигантском комплексе тропических теплиц, расположенном в Двадцатой зоне, «Светлый мир» посеял мак — между двумя кофейными плантациями. Героин, кокс и легальные амфетамины заполонили полки супераптек. Суперфармацевтика приносила больше дохода, чем энергетика и вооружение.
Прибыль оседала в «Светлом мире».
Войну финансировал «Светлый мир».
Глюка как будто подтачивало изнутри какое-то мучительное подозрение. Он все время шутил насчет смерти, в том числе и собственной, но добавлял, что хотя жизнь — штука никчемная, она слишком мало его волнует, чтобы сознательно с ней покончить. Глюк любил всякие аутотренинги по телевидению и говорил, что это единственное, что еще способно его рассмешить. Глюк плевать хотел на человечество и на все благоглупости, ведущие к единственной заветной цели — четырем стенам личной собственности, куда можно напихать бьющиеся предметы и живых людей, а потом вместе поглощать продукты питания. Глюк говорил, что практически нет целей, за которые стоит бороться.
Он спросил у Сида, есть ли у него цель. Сид ответил отрицательно.
В ночь на 4 октября он заметил во взгляде Глюка особый огонь, когда тот приготовился стрелять. Мрачное удовлетворение человека, убедившегося в реальности своих подозрений, которые предпочел бы считать бреднями.
Глюк наверняка знал больше, чем он.
Сид нашел его адрес через Комитет ветеранов. Глюк жил в тупике Джонни Уокера. Небольшой домик в старом квартале, красный кирпич и металлические двери с номерами. Двор, где малышня играла в футбол среди веревок с бельем, — прямо открытка столетней давности.
Глюка дома не было. Сид вскрыл дверь с помощью кредитной карточки. В квартире полная пустота. В ванной в швах между плиткой — засохшая кровь. Внутренняя поверхность ванны отмыта плохо, на фаянсе неуловимый красный налет. Зеркало разбито. И ничего, что навело бы Сида на какой-то след.
Они так больше и не виделись. С тех пор прошло десять лет.
«Махиндра» взяла вправо, чтобы съехать с дороги. Это положило конец воспоминаниям. Он снизил скорость и дал им чуть-чуть оторваться. Зоны начинались всего в нескольких километрах от шоссе, и дорога, по которой надо было ехать, вела в места, куда люди наведывались редко: частные вертолетные площадки, заводы, свалки и пустыня вокруг.
Сид съехал на дорогу и удвоил внимание. Через двести метров выключил фары. Сзади послышались сирены. Они приближались со страшной скоростью, и он на всякий случай съехал на песок, куда не доходил свет галогеновых фонарей. Его обогнал грузовик и унесся в направлении, куда исчезла «махиндра». Судя по коду номерного знака, грузовик был из транссекционного морга. Позади снова завыла сирена. Во весь опор пронесся мимо второй холодильник, потом третий, потом четвертый. Сид поежился. С каких это пор покойницкие фургоны ездят под вой сирен, словно их клиенты заплатили двойную цену, чтобы доехать побыстрее? Он вышел из машины и огляделся. Он стоял в двух шагах от вертодрома на широком плато над промзоной. В ту же сторону уходила дорога. Она петляла вокруг холма, к долине вел мягкий уклон. Свернуть с дороги и ехать напрямик было абсолютно невозможно: на спуске плато внезапно обрывалось отвесной стеной. На машине нереально. Сид подошел к краю выступа.
И увидел.
Три десятка машин, припаркованные бок о бок в пустыне. Вокруг копошились люди, выкрикивали непонятные Сиду приказы. Здание: компактный низкий блок метров двадцать длиной, на одном конце — тонкая труба, вовсю пыхтевшая дымом. Сид никак не мог поверить в то, что разворачивалось у него перед глазами. Разум отбрасывал собственные доводы. Надо было убедиться, увидеть ближе. Он вытащил фотоаппарат и навел на максимальное увеличение. Видоискатель забегал по песку. Потом по стертым лицам агентов в черном. Резкие жесты и вращающиеся обода колес. Красные отблески на хроме грузовиков. Слишком далеко, на резкость навести не удавалось. Глаз видел тысячекратно увеличенные детали, и мозг не в силах был собрать их воедино. Машинные заклепки. Слои дыма. Стрелка крана. Грузовик, сдающий задом к открытой топке. То, что выгружают.
Он убрал аппарат в карман куртки и сделал глубокий вдох. Начал спускаться. Склон был не таким крутым, как показалось. Он не спешил: темно, видно плохо, и за песок не ухватишься. Он двигался осторожно, лицом к склону, перенося вес тела на руки, чтобы почва под ним не осыпалась. И все-таки в какой-то момент съехал, но долгое скольжение, приведшее его к цели, прошло незамеченным из-за темноты и грохота техники, перекрывшего остальные звуки.