Он построил эту чертову башню и поместил туда Гиперцентрал. У него тогда уже была эта идея. Идея гипердемократии.
Он провел законы о гражданском долге и о телекоммуникациях. Отслеживание по трейсеру стало обязательным. Исповедь в мобильный телефон в течение одиннадцати минут в день стала актом гражданской лояльности. Работа Гиперцентрала до ужаса проста. Три машины, три программы. Прием. Разбор. Решение. Фундаментальный принцип — абоненты не должны знать, насколько действенна их исповедь. Чтобы они оставались в полном неведении. Чтобы не было корыстной заинтересованности. И все такое. Он хотел знать, прежде всего, что реально нужно толпе, — но раньше, чем она сама об этом догадается. Без посредничества СМИ и разных там опросов. Если бы абоненты знали свою власть, раскладка была бы другой. Клер думал, что если люди будут исповедоваться со знанием дела, то исповедь станет расчетливой, продуманной, направленной на личную выгоду или разумный интерес, или, наоборот, на оскорбления и вызов. Не думаю, что он действовал в полном неведении. Думаю, какие-то запросы он все же учитывал. Да, пожалуй, только их он и учитывал. Клер был параноик. Он хотел во что бы то ни стало сохранить тайну. С этой единственной целью он создал Бюро охраны информации. Какую тайну охранять? Что гипердемократия и БОИ контролируют все наши мысли и поступки… Потому что власть была у нас, но я вернусь к этому позже. Ошибка Клера была в том, что он решил, что толпа будет разумно себя вести. Но, не зная итоговую силу своих желаний, абоненты не могли оценить их последствий. Не имели возможности внести поправки, как-то скорректировать свои желания, — а может, и не стали бы, если б и могли.
Они хотят неправильно.
Но пришлось подчиняться. Нет способа вырваться из-под абсолютной власти Гиперцентрала. Потому что Клер перед смертью обеспечил тылы. В 88 году он на две трети перестроил Город. «Клермонд — Светлый мир» приносил ему безумные деньги, из которых он тратил все, что мог, на любимую игрушку — гипердемократию. Он перестроил две трети Города и при этом заготовил ему сюрприз. Город стоит на минном поле.
Клер рассказал мне это за несколько дней до того, как болезнь унесла его разум. Город стоит на минном поле. И приказ привести в действие детонаторы дает сам Гиперцентрал. В трех случаях. Во-первых, если мы попытаемся — я либо кто-то другой — отключить или как-то испортить Гиперцентрал, город взлетит на воздух. Во-вторых, если я захочу уклониться, обойти приказы Гиперцентрала, Город взлетит на воздух. Гиперцентрал и его печально знаменитый разум — прямой доступ к сердцам и мозгам абонентов. Его бдительность обмануть невозможно. В-третьих, если его роль станет известна абонентам, Гиперцентрал узнает об этом, и Город взлетит на воздух. Вот вам Клер и его комплекс — комплекс демиурга. Разрушение Города расписано на семь дней. Семь дней, катастрофы по нарастающей, и с наступлением сумерек седьмого дня — конец.
После смерти Клера избрали меня. Гипердемократия воцарилась повсеместно и окончательно. Внедрение превратилось в фикцию. Внедритель сидел на пороховой бочке и между двух огней. С одной стороны, абоненты, требующие невозможного, с другой стороны — конец света. В нулевом году я сдался… До этого восемь лет держался, на свой страх и риск претворял в жизнь кретинские указы, не слишком греша против собственной совести. Ничего сделать не мог, ничему помешать — тоже. Крах 99 года обозначил поворотную точку. Надо было воссоздавать богатство Города. Вы сами догадались как — в жизни своей не прочитав ни одной книги. Большие состояния строятся на больших преступлениях. И, рискуя головой, я решил разом убить двух зайцев. И согрешить, и разбогатеть. Вот уж мы позабавились. Нас была Дюжина, и мы поделили добычу… Абонентов накачали опиумом до мозга костей. Они трахались в сети, пили запоем, кололись с нашего благословения, покупали мебель, меняли трейсер каждые полгода и сидели вылупив глаза перед телевизором, думая, что могут его выключить. Их хилое тело принадлежало нам, мы его выкормили с ложечки, и мы его использовали. Мы его мучили, мы его калечили. Столкнувшись с процессом, который невозможно было застопорить, мы приняли решение ускорить его, сделать еще хуже, чтобы создать иллюзию, будто мы чем-то управляем, — или просто потому, что нас это возбуждало.
Мы в высшей степени заслуживаем наказания, но это не так уж важно. Вина родилась не из отдельных просчетов кучки плохих людей, она была гораздо раньше… До начала всего и прежде каждой вещи она была в нас самих…