Конечно, нет, безусловно, подобные видения говорят, что Тонзура бредит или, что вероятнее, указывают на обезьянью подделку, но по тому, с каким святым благоговением хранят обитатели Замилона свою страницу, почти убеждаешься, что для них она важнее всего на свете, и даже сейчас, при прочтении, она трогает многих монахов до слез[130].
В попытке положить конец полемике[131] — ведь в силу своей веры перед лицом превратностей судьбы Тонзура стал труффидианским святым — двадцать лет спустя делегация Морроуского Института Религиозности[132] во главе с выдающимся старшим наставником Кэдимоном Сигналом[133], получив гарантию беспрепятственного прохода, отправилась в земли Халифа, чтобы изучить дневник в его почетном хранилище в Лепо.
Условия, при которых делегация могла созерцать дневник (предъявленный по их прибытии), были чрезвычайно жесткими: они будут изучать книгу один час, но в связи с ее хрупкостью сами ее касаться не станут; они позволят делать это особому служителю. Далее, служитель один раз перелистает все страницы, а затем делегация сможет изучить до десяти, но не более страниц по своему выбору. Означенные номера страниц они должны назвать после первого и единственного пролистывания[134]. Ученым ничего не оставалось, кроме как принять эти нелепые условия[135], и они решили сделать в отведенное время как можно больше. Через полчаса они обнаружили, что отдельные листы в книге действительно из бумаги другого сорта и что в ряде случаев почерк иной, нежели у Тонзуры (в сравнении с биографией). Увы, через полчаса почтовый голубь принес Халифу известие, что новый мэр Амбры нанес Халифу тяжкое личное оскорбление и он незамедлительно изгнал делегацию из комнаты для чтения и на самых быстрых конях отправил к границе, по пересечению которой членов делегации без церемоний сбросили с седел вместе со всеми их пожитками. Заметки у них отобрали, и они не смогли вспомнить никаких полезных сведений о странице, которую им довелось увидеть. На момент написания этого эссе никакое дальнейшее изучение дневника не было разрешено.
Таким образом, хотя у нас есть копии дневника, мы, возможно, никогда не узнаем, почему в этом бесценном первоисточнике отдельные страницы были заменены. Нам досталась трудная задача — или отвергнуть весь документ, или (к чему склоняюсь я) принять его целиком. Если вы верите в дневник Самуэля Тонзуры, в его подлинность, то с тем большим удовольствием пройдете мимо конной статуи Мэнзикерта I[136] во Дворе Банкира или осмотрите разрушенные акведуки на бульваре Олбамут, которые, помимо самих грибожителей, суть единственный оставшийся нам след Цинсория, города, существовавшего до Амбры[137].
Трансформация Мартина Лейка
Прохладная долина на прекрасном лугу
Плод фантазии
Великого живописца, который однажды
Ее нарисует
Если странен я и странны картины мои,
В этой странности — источник благодати и силы;
И тот, у кого она часть общего стиля,
Привносит в свои полотна жизнь, мощь и дух…
130
Я сам побывал в Замилоне, чтобы взглянуть на эту страницу, и к данной стадии моей пестрой карьеры достаточно научился осторожности, чтобы отклонить честь высказаться о ее аутентичности или поддельности. —
131
Хотя, надо признать, ограничивающейся страницами малоизвестных исторических журналов и религиозных памфлетов. —
133
Кэдимон Сигнал был моим другом, и, во избежание конфликта интересов, я не стану распространяться о его многочисленных добродетелях: его силе характера, тонком чувстве юмора и выдержке вин, хранящихся в его подвале. —
135
Сигнал сообщает, что служитель «листал страницы с такой невероятной скоростью, что мы едва их видели. Когда настало время назвать десять номеров, которые нам пришлось выбрать наугад, их с большими церемониями преподнесли служителю, который с равной помпезностью отыскивал нужную страницу, а нам это время приходилось пережидать снаружи, дабы мы случайно не увидели лишнего. К тому времени, когда была найдена и представлена нам первая страница, прошло минут двадцать, и она оказалась пустой, за исключением слов „смотри на следующей странице“». —
136
Уместно высокой, хотя торс и ноги статуи (и сама лошадь, поскольку Мэнзикерт при жизни в глаза лошади не видел, не говоря уже о том, чтобы на ней ездить) принадлежат не Мэнзикерту I, а являются обломком конной статуи, датируемой периодом краткой оккупации города войсками Халифа, на которую некто (довольно неумело) насадил голову Мэнзикерта. Высота первоначальной статуи Мэнзикерта неизвестна, и она изображала капана в окружении его любимых крыс, отлитых, как и их попечитель, из бронзы. Один предприимчивый, но не слишком умный бюрократ продал статую (без головы) на лом эрцгерцогу Банфуру за сто лет до вторжения Халифа. Эрцгерцог немедленно перелил статую на пушку, которую любовно окрестил «Старым Мэнзикертом» и из нее от души обстреливал Амбру. Что до крыс, то они сейчас украшают небольшой алтарь возле акведуков, и если больше напоминают кошек, чем крыс, то только потому, что модели скульптора поумирали, когда заказ был готов лишь наполовину, и, чтобы закончить, ему пришлось прибегнуть к услугам своего кота. —
137
Несомненно, гораздо утешительнее верить, что источники, на которых основывается этот рассказ, правдивы, что все это не одна чудовищная ложь. И на этой приятной мысли, о Турист, я покину тебя навсегда. —