Выбрать главу

Лейк улыбнулся Рафф, которая в качестве приветствия ткнула его локтем в бок, и тут же снова вернулась к прерванному разговору, и дал сотворить свое волшебство запаху кофе и шоколада. Нога у него ныла, как это бывало иногда, когда он переживал стресс, но в остальном жаловаться было не на что. Погода держалась приятная, не слишком жаркая, не слишком холодная, ветерок покачивал малахитовые листья на ветках цинделевых деревьев в горшках. Деревца стояли миниатюрным лесом вокруг тесно сдвинутых по трое столиков, успешно блокируя соперничающие разговоры других завсегдатаев, но не вид на улицу. На кованых решетчатых стульях или стеклянных столах с черной окантовкой лениво раскинулись художники, потребляя попеременно то кофе, то экзотические напитки. Уличные фонари только-только зажглись, и их свет придавал атмосферу тепла и уюта группке весельчаков, укрывшихся в коконе листвы и умиротворяющего бормотания голосов.

Четверку за столом Лейк причислял к ближайшим своим друзьям: Рафф, Сонтер, Кински и Мерримонт. Остальные казались такими же взаимозаменяемыми, как кирпичи в многочисленных факториях «Хоэгботтона и Сыновей», и такими же интересными. В настоящий момент X, Y и Z, как пираты мелкие островки, захватили внешние столы, за которыми, белея лицами и посверкивая глазами на группу Лейка, одним ухом слушали беседу внутреннего круга, одновременно пытаясь сохранять сконфуженную автономию.

Мерримонт, красивый мужчина с длинными темными ресницами и большими голубыми глазами, сочетал в своих работах элементы живописи и перформанса, сама его жизнь была своего рода хеппенингом. Мерримонт был от случая к случаю любовником Лейка, и Лейк бросил ему развязную улыбку, давая понять, что случай скорее всего снова настанет, правда? Мерримонт оставил ее без внимания. В последний раз, когда они виделись, Лейк довел Мерри до слез. «Ты слишком много хочешь, — сказал Мерри. — Никто не может дать тебе столько любви и остаться при этом человеком. Или в здравом уме». Рафф велела Лейку держаться подальше от Мерри, но, как бы болезненно это ни было признавать, Лейк знал — она считала, что это он вреден для Мерри, а не наоборот.

Сидевшая рядом с Мерримонтом (как буфер между ним и Лейком) Рафф была высокой женщиной с длинными черными волосами и темными, выразительными бровями, придававшими необходимую выразительность светло-зеленым глазам. С Рафф Лейк подружился в первый же день по приезде в Амбру. Она нашла его на бульваре Олбамут, где он наблюдал за толпой ошеломленным, почти пораженческим взглядом. Рафф пустила его пожить у себя три месяца, пока он не стал на ноги. Она писала огромные и страстные, бурлящие красками городские пейзажи, в которых люди были как будто пойманы за фигурой какого-то замысловатого и невыразимо изящного танца. Они хорошо продавались, и покупали их не только туристы.

— Как по-твоему, разумна ли такая… беспечность? — спросил у Рафф Лейк.

— Ха, ты что имеешь в виду, Мартин? — У Рафф был глубокий и мелодичный, определенно женственный голос, который Лейк никогда не уставал слушать.

Его ответ заглушил мощное грохотание Майкла Кински по другую сторону от Мерримонта:

— Он спрашивает, не боимся ли мы ослиных задниц, известных как красные, и павиановых задов, известных как зеленые.

Кински был жилистого сложения и имел редкую рыжую бороду. Он изготавливал мозаики из бросовых камешков, ювелирных украшений и прочих безделушек, которые находил на улицах города. Кински был в фаворе у Восса Бендера, и Лейк подумывал, не нанесла ли кончина композитора серьезного удара его карьере. Впрочем, лаконичную уверенность Кински, казалось, не способна поколебать никакая катастрофа.

— Мы ничего не боимся! — Вздернув подбородок, Рафф с насмешливой бравадой уперла руки в боки.

Эдвард Сонтер, справа от Кински и по левую руку от Лейка, захихикал. У него была гадкая манера издавать пронзительный визг — полную противоположность чувственности его творений. Сонтер создавал абстрактную керамику и скульптуры смутно непристойного свойства. Его неуклюжее тело и лицо, на котором бегали голубые глаза, часто видели в Религиозном квартале, где его творения продавались на удивление бойко.

Словно смешок Сонтера подал сигнал, все разом заговорили о делах и общих знакомых, начали судить, кому повезло, а кого постигла неудача. На сей раз пища им выпала сравнительно безвредная: всплыло, что один галерейщик (Лейку незнакомый) предоставлял место на стенах своей галереи в обмен на интимные услуги. Заказав чашку кофе с шоколадом, Лейк без всякого интереса наблюдал за беседой.