Развернувшись, она вышла из столовой, оставляя последнее слово за собой.
Мой рот округлился от изумления.
Я вскочила со стула и последовала за мамой в гостиную, сжимая кулаки.
– Мы не договорили!
– Я устала. Оставь меня в покое, Джуди. Пожалуйста.
– Чёрта с два!
Мама легла на диван, взяв перед этим бокал красного вина, который дожидался её на журнальном столике.
– Ты весь день сидишь дома, смотришь свои идиотские сериалы и уничтожаешь вино по акции, – злость пробрала меня до кончиков пальцев. – От чего ты устала, а?
В гостиной звучала опера Моцарта, заглушая мой голос. Мама любила отключаться под классическую музыку. За год я выучила все композиции Моцарта, Шопена, Вивальди, Брамса и Чайковского. Я знала, что до конца своих дней буду их ненавидеть. Они ассоциировались у меня лишь с матерью, еле стоящей на ногах.
– Да чтоб тебя, Клэр! – прозвучал грубый голос за моей спиной.
Я вздрогнула и обернулась. В дверях стоял папа. Мятая рубашка, коричневый потёртый портфель, трёхдневная щетина и бесконечно уставшие глаза. Удивительно, но из нас троих он единственный, кто всё ещё оставался на плаву.
– Привет, – я переступила с ноги на ногу. – Ты сегодня рано…
Папа перевёл взгляд на меня и вздохнул.
– Я ненадолго.
– Поужинаешь?
Нам приходилось перекрикивать «Волшебную флейту», чтобы услышать друг друга.
– Перекусил на работе.
– Как прошёл день?
– Как обычно, – он подошёл к магнитофону и выдернул провод из розетки, погружая комнату в гнетущую тишину. – Ты как?
– Нормально, – пожала плечами я.
Папа кивнул, прошёл мимо меня и встал перед мамой, давая понять, что наш диалог окончен.
Родители будто сговорились. Мне иногда казалось, что они живут в собственном мире, где их проблемы и заботы являются единственной реальностью. И в этой реальности места для меня нет.
– Джуди, иди в свою комнату, – скомандовал папа, не взглянув на меня. – Мне нужно поговорить с твоей матерью наедине.
«С твоей матерью», – это прозвучало так, словно она для него посторонняя женщина.
Я не сдвинулась с места.
– Правильно, Джуди, – фыркнула мама. – Не позволяй собой помыкать.
Папа тяжело вздохнул, а затем одним резким движением стянул маму с дивана.
– Завязывай, Клэр, – его лицо покраснело от злости. – Какой пример ты подаёшь дочери?!
– Убери руки, – закричала мама, отталкивая его от себя. – И не смей приближаться ко мне!
В моей груди вспыхнула жгучая боль, словно чья-то невидимая рука сжала моё сердце. Мне хотелось закричать, но я молчала, потому что знала: в этом доме меня никто не услышит.
– Знаешь, почему я прихожу домой после полуночи? – спросил отец.
Мама подняла на него презрительный взгляд.
– Не хочу видеть, как мать моих… моего ребёнка превращается в животное.
– Может, расскажем Джуди, кто из нас на самом деле является животным?
– Закрой рот, Клэр! – процедил он.
Я смотрела на ссору родителей, как на сцену в немом кино. Один актёр оживленно жестикулировал, второй корчил презрительную гримасу, упирая руки в бока. Они были совершенно непохожи друг на друга. Различия были видны в их жестах, в выражениях лиц и даже в том, как они стояли друг напротив друга. Поверят ли зрители, что на самом деле это муж и жена, прожившие двадцать лет в счастливом браке? Я ждала, что вот-вот раздастся голос режиссера «Стоп! Снято!» и аплодисменты съёмочной группы, поражённой правдоподобностью игры.
Но громкий рык отца вернул меня в реальность.
– Выпей хоть всё вино в этом городе, – он смотрел на маму с отвращением. – На здоровье.
– Так и сделаю, ублюдок, – ответила мама с улыбкой, а затем выплеснула содержимое своего бокала на папину белую рубашку. Красное вино, словно кровь, растеклось по его груди.
– У тебя совсем крыша поехала? – отец оттолкнул её обратно на диван и направился в сторону своего кабинета. – Паршивая сука.
Мои руки затряслись, а горло сжалось. Я перевела взгляд на маму. По её щекам текли слёзы, а по рукам – вино.
– Уйди, Джуди, – сказала она в перерыве между всхлипами. – Поднимись в свою комнату!
На мгновение я замерла.
Внутренний голос подсказал: «Беги!»
Именно так я и поступила.
Глава 2
Дом, от которого отказалась даже душа
Я выскочила в прихожую, схватила первую попавшуюся куртку и вылетела на улицу. Моё сердце колотилось о грудную клетку, в горле застрял ком. Горячие слёзы катились по щекам, догоняя друг друга. Боль топила меня изнутри, заливаясь в лёгкие, как в утопленника вода. Я ненавидела маму, ненавидела отца, ненавидела себя.