Исходящее от нее сияние, неуемная жажда жизни затягивала, как водоворот. В своем ковбойском наряде она теперь выглядела не стриптизершей, а покорительницей фронтира, готовая сутки напролет скакать по прериям, отстреливая команчей.
- По рукам!
Черная пластиковая кредитка перекочевала к эльфу. Тот проворно считал ее портативным сканнером и довольно потер узкие ладони. Гор и рыжая втиснулись на заднее сиденье «субару», с трудом отвоевав место у толстушки. С переднего кресла глуповато скалился китаец.
- Можно вопрос, красавчик? – рыжая шепнула прямо в ухо, отчего по шее Гора забегали теплые мурашки. – Ты гей?
- Что? Нет! – Гор попытался замахать руками, но не позволила теснота салона.
- Ты с Пинты глаз не сводишь…
- С кого?
- Пинта! Этот остроухий ублюдок! Я подумала…
- А ты не подумала, что я не каждый день встречаю живого эльфа?! – яростно зашипел Гор.
Ему казалось, что водитель все слышит, но не вмешивается из вежливости. Лишь поглядывает в зеркало, осуждающе. Рыжая тихонько прыснула в ладошку.
- Эльф?! Он?! Да у него даже шрамы еще не зажили! – она приятельски пихнула Гора в бок, словно не веря, что он купился на такой дешевый трюк. – Эльфов не существует, красавчик. Есть только пластика, и косплееры-идиоты, которым не жаль собственных ушей.
Рыжая еще долго что-то щебетала, шутила в голос, сама же смеялась над своими шутками, вертелась, как пчелка у цветка, но Гор погрузился в себя. Он недоверчиво смотрел на тонкие, не поддающиеся загару рубцы на остроконечных ушах и мысленно обзывал себя кретином. В зеркале заднего вида псевдоэльф Пинта поймал его взгляд, подмигнул залихватски, и нажал на газ. Никогда еще Гор не чувствовал себя таким обманутым.
***
На выезде из города пересели в заляпанный грязью «грэйт уолл», с забралом кенгурятника и катушкой лебедки на крыше. Стало просторней, но рыжая ковбойша, чьего имени Гор так и не узнал, все равно старалась сеть так, чтобы их бедра соприкасались. Ехали долго, почти четыре часа и по такой тряской дороге, что вскоре кончился запал даже у невозмутимого китайца. Он с тоской скалил кривые зубы на однообразный пейзаж, вздыхая так тяжело, точно вот-вот умрет.
Рыжая голова давно покоилась у Гора на плече, щекоча шею пружинками локонов. Он и сам придремал, убаюканный тряской и теплым женским дыханием. Снилась мать, яростная, безумная, - она металась по квартире, как пичуга в электрической клетке, обжигаясь о жалящие током прутья. Во сне Гору было почти стыдно перед ней, но о своем решении он не жалел. Смотри! – хотелось закричать ему. – Мне не нужна твоя опека! Я всегда справлялся сам, и сейчас справлюсь! Он промолчал, но мать все равно понимающе кивнула. Узкие ладони легли ему на плечи, и мать нежно поцеловала его в шею. Гор отскочил, как ужаленный, больно треснулся затылком о стекло, и проснулся. Рыжая ковбойша невинно зевала, терла спросонья глаза, но Гор не дал себя обмануть, - влажный след ее губ жег ему шею.
- Подъем, сонные мухи! – закричал Пинта, подкрепляя призыв вывернутой до упора рукояткой громкости радио.
Салон наполнился треньканьем банджо, хрустом стиральной доски и гнусавыми скороговорками на английском. Пинта в такт колотил по рулю грязными ладонями, подвывал дурным голосом. Пассажиры потягивались, стряхивая сон с липких ресниц. Гор опустил стекло, высунул наружу голову, с наслаждением глотая свежий весенний воздух. Здесь обрывался редкий лес, и начиналась степь, королева пейзажей. Омертвевшая шкура ее разрасталась зелеными проплешинами, омолаживалась после зимней спячки. В перепадах высот и мшистых холмах угадывались натоптанные звериные тропы. Боград совершенно скрылся из виду, зато на горизонте, поблескивала тонкая нитка реки. Большой Тесь, крупный приток Енисея, тянул свои воды, надежно замыкая границу Бограда. Чуть ближе, заслонив изрядный кусок лазурного неба, высилась черная гора, напоминающая…
- Ох, это потрясаюче! Ты видеть? Эта гора… wie ein Drache! Как дракон, ja?!
Толстушка возбужденно подалась вперед, сверкая очками. Пухлые ладошки колдовали с настройками фотоаппарата.
- Скорее, как Левиафан! - перекрикивая кантри, заорал Пинта.
Закрываясь от солнца козырьком ладони, Гор прищурился. То, что казалось игрой природы, причудливыми изломами горных пород, на деле оказалось тушей гигантского существа. Левиафан напоминал, скорее, гибрид огромной креветки и пиявки. Черное тело лоснилось на солнце, угловатые лапы живописно подломились, суставчатый хвост безжизненно вытянулся. Не было сомнений в том, что существо мертво.
- Mein Gott, es ist so enorm!