Сейчас же было около 28 и Элемрос только что проснулся в прескверном настроении. А каким еще оно могло быть у того, кому «посчастливилось» родиться 13 числа — комментарии излишни; в мае — как объяснила однажды подруга его матери — это значит, что будешь все время маяться; после чего получить странноватое, если не сказать больше, имя, которое в стандартной общеобразовательной школе вызвало нездоровый ажиотаж и восторг, который никоим образом не шел на пользу мальчишке, уже и до этого время от времени мечтавшему стать невидимкой. Кроме того, 4 часа назад Элемрос прилег на кровать, намереваясь вздремнуть часок-другой, после чего попить чаю и отправиться на работу.
По странному свойству своего организма, Элемрос всякий раз просыпался за несколько секунд до того, как заверещит будильник — электронное чудовище конца прошлого века, с на редкость противным звонком. Правда для того, чтобы насладиться этим отвратным звуком, будильник надо было включить, а именно этого Элемрос как раз и не сделал.
Означало это только одно. Времени осталось лишь на принять душ и почистить зубы. Чай — замечательный, бодрящий и вкусный, откладывался на “послеработы”.
— Ничего, ничего, — хмуро пробормотал Элемрос, привычным движением взлохмачивая волосы, — скоро мне исполнится 14 лет и может тогда, когда мне уже не будет тринадцать…
Мысль эту он не закончил, так как снова прорвался тяжелый вздох.
Ах да, забыл сказать, что герою нашей истории было еще и 13 лет. Насчет его работы, объясню попозже.
В дверь постучали и само собой не дожидаясь разрешения вошли. Это она проделывала каждый раз и, похоже, не собиралась прекращать. Хорошо хоть Элемрос прилег, как я уже говорил, на часок-другой, а потому был совершенно одет.
— Проснись и пой, юный склеротик, опять забывший завести будильник… Ух ты, да ты прямо светишься счастьем, — жизнерадостно проговорила Элли, глядя на помятую физиономию Элемроса и хлопая его по голове ершиком для смахивания пыли. — Нельзя быть таким оптимистом. Представь, что будет лет через десять-двадцать? Ты превратишься в брюзгу и зануду, которого никто не будет любить. Останешься без друзей и без семьи, так как твоя будущая воображаемая жена наверняка захочет себе кого-нибудь повеселее.
— Спасибо на добром слове, для начала, а потом с чего ты взяла? — поморщился Элемрос, соскакивая с кровати и заправляя футболку в джинсы. — Я про жену. Может у нее будет такой же характер как у меня? Подойдем друг другу как два куска пазла?
Уголок рта Элли поднялся вверх. Это должно было изображать задумчивость. И оно изображало, но ненатурально.
— Не думаю, — она покачала головой. — Я действительно не думаю, чтобы на вселенском огороде уродилось два таких сорняка.
— Прибереги свой ботанический жаргон для ботвы, — пробурчал Элемрос, выталкивая смеющуюся Элли из комнаты. — Я имею в виду твоего нового дружка, — добавил он как только замок на двери щелкнул.
Ответом ему был мелодичный смех, звук которого постепенно удалялся. Элемрос снова вздохнул, чувствуя, тем не менее, что дурное настроение несколько выправилось. Таково было особое свойство Элли — студентки местного колледжа, убиравшейся у них дома по вторникам и четвергам. Она была типичным сангвиником, грустившим примерно пять секунд в сутки. Часть этой неуемной веселящей энергии обязательно передавалась окружающим вне зависимости от их темперамента, настроения и состояния здоровья.
— Правда для 13-летнего человека, — пробурчал Элемрос, — родом из 13-го мая, нужно нечто большее, чем какая-то там энергетика.
С этими словами он критично посмотрел на льющиеся потоки воды за окном. Да, да, вы не ослышались. В начале июня такое частенько тут случалось. Ни с того ни с сего, откуда-то прилетала одинокая туча и несколько минут теплые струи хлестали пыль на улицах. Потом дождь обычно прекращался так же быстро, как и начинался. Хотя, судя по тому, как начался вечер, на быстрое прекращение дождя рассчитывать не приходилось. Именно поэтому, когда Элемрос посмотрел за окно, в стекле отразилось худощавое лицо с длинными, соломенного цвета волосами и не очень-то веселыми глазами. Остальные черты рассмотреть было нельзя. Не зеркало все-таки.