- Около Жмеринки, - поправляю я.
- Интересно! - говорит Вукович и приглашает: - Садитесь, пожалуйста, товарищи. Я вас слушаю.
...Почти все уже рассказано.
- Так как же все-таки называлась станция, где вы последний раз видели Печерицу? - спрашивает Вукович.
- Я спал, когда он слез.
- Это я понимаю, но когда последний раз вы видели Печерицу? спрашивает Вукович.
- После Дунаевец... Нет, нет... Там была первая проверка билетов.
- А где была вторая? Ну вот, когда этот, в стеганке, читал литер?
- Не знаю... Поезд шел, и меня разбудили.
- Минуточку! - И Вукович заглядывает в блокнот. - Вы сказали, что Печерица спрашивал, была ли уже ревизия?
- Спрашивал.
- Где это было - в поле или на станции?
- Поезд остановился... По-моему, на станции.
- Ну вот, какая это была станция? Что было написано на стене вокзала?
- Ей-богу, не помню... Если б знал... Я ведь первый раз ехал по железной дороге...
- Может, Деражня?
- Нет... Кажется, нет...
- Черный Остров?
- Нет... нет...
- Котюжаны?
- Нет.
- На перроне светло было?
- Ага.
- А свет какой?
- Обычный. Ну, так себе, не очень ясный.
- Погодите, - Вукович морщится, - не то спрашиваю. Электричество или керосиновое освещение? А может, свечи?
- Зеленоватый такой свет из фонаря - с круглым стеклом фонарь, горелка внутри и на шнурке на столб подымается. Ну, помните, у нас на Почтовке были в кофейне Шипулинского вот такие же самые лампы...
- Газово-калильные?
- Вот-вот! Они самые.
- А вокзал не на бугре, случайно? Лестница каменная, а перрон весь в выбоинах, да? Если, скажем, дождь сильный - лужи будут? Правда?
- Кажется, что этот самый. Бежать от вагона далеко нужно.
- И ты помнишь наверное, что Печерица здесь не слез, а поехал дальше? неожиданно переходя на "ты", с большим интересом спрашивает Вукович.
- Ну как же! Когда контролер проверку делал и литер его читал, это было позже, после этой станции, и он на полке еще спал.
- Наверное спал?
- Факт, спал. Хотя... может, прикидывался, кто его знает. Одно помню: видел его ясно.
- Ну, а потом ты сам заснул и видишь - Жмеринка?
- Ага.
- А Печерицы нет?
- Ага.
- Это точно?
- Точно.
- Счастливый ты, парень! Легко отделался. С такими попутчиками да еще в пустом вагоне можно заснуть навсегда! - как-то загадочно сказал Вукович и, опять заглядывая в блокнот, где он делал заметки, спросил: - А что тебе бросилось в глаза во внешности Печерицы?
- Ну, шинель какая-то ободранная... Раньше я его никогда в этой шинели не видел.
- А еще?
- Ах да! Усов не было.
- Совсем не было?
- Ни капельки. Все сбрито...
- Ну, товарищ Коломеец, - сказал торжествующе Вукович, - значит, это его усы мы нашли в бумажнике у выхода из окрнаробраза. Я говорил, что эти волосы принадлежат Печерице, а уполномоченный Дженджуристый возражал. "Никогда, говорит, этот гусь не расстанется со своими усами. Это, мол, традиция националистов - пышные казацкие усы. Он скорее бороду себе отрежет!" Что значит человек привык к штампам! Да любой враг на месте Печерицы, если бы ему на ноги стали так наступать, со всеми традициями бы распрощался. Своя шкура дороже! - И, обращаясь уже ко мне, Вукович продолжал: - Значит, ты правду говоришь, Манджура?
- А для чего мне говорить неправду? - сказал я обиженно. - Неправду говорит тот, у кого на душе нечисто и кто боится. А я же сам хочу помочь вам этого гада поймать...
- Правильно, Манджура! - похвалил меня Вукович, улыбаясь. - Долг всей рабочей молодежи - помогать нам. Помогать в любую минуту, от всего сердца, не щадя сил и здоровья, сознавая, что помогаешь не просто чекисту вот с такими малиновыми квадратиками на петлицах, а всему народу и нашему общему счастливому будущему. Мы опасны только для врагов революции, и чем лучше работать будем, тем скорее сметем их с нашей дороги!
- Большая работенка предстоит! - ввернул Коломеец.
- Пока от паразитов весь мир не очистим, - согласился Вукович. Минуточку. - И он снял трубку телефонного аппарата. - Шеметова. Вукович говорит... Начальник у себя?.. Мы зайдем сейчас, предупреди, пожалуйста.
Молочные лампы мягко горят у самого потолка в кабинете начальника пограничного отряда и окружного отдела ГПУ Иосифа Киборта. Так странно, непривычно застать здесь людей в это позднее время, когда все учреждения города давным-давно закрыты!
Кресла мягкие, удобные; стакан крепкого чая дымится на краю широкого орехового стола. Начальник кивает нам головой, чтобы садились, а сам, прижав к уху телефонную трубку, внимательно слушает.
Видно, ответили. Начальник крикнул в трубку:
- Комендатура Витовтов Брод?.. Куда же вы пропали!.. Так что же произошло?.. Слушаю... Слушаю... Погодите, Богданов, не так быстро, дайте запишу. - Начальник берет остро отточенный карандаш и, прижимая еще сильнее левой рукой телефонную трубку к уху, правой делает заметки в раскрытом блокноте. - Кто вел группу?.. Что?! Опять этот "машинист"? Ну, туда ему и дорога! Меньше работы будет ревтрибуналу... А кто задержал?.. Так. Так. Так. Отлично! Объявите ему мою благодарность... Что?.. Ну конечно... Немедленно в управление!.. Что?..
Невольно прислушиваясь к этому разговору, я потихоньку оглядываю большую комнату и, признаться, немного робею. Я впервые вижу так близко начальника окружного отдела ГПУ.
Раньше я видел его только издали, когда он объезжал на белом коне шеренги пограничников и бойцов конвойной роты. Стройный, сухощавый, затянутый в ремни, словно родившийся в седле, лицом немного похожий на погибшего недавно Котовского, он приподымался на стременах, прикладывая руку к лакированному козырьку зеленой пограничной фуражки, и здоровался со всеми звонким, веселым голосом, а войска гарнизона перекатами дружно отвечали ему, заглушая бой часов на старой ратуше.
А вот сейчас он сидит перед нами без фуражки, одетый в ладно сшитый френч из плотного сукна. На его зеленых петлицах по два рубиновых ромба. Светлые волосы зачесаны назад. Он говорит с акцентом.
...Кончив говорить, начальник кладет трубку, быстрым взглядом осматривает нас с Никитой и весело обращается к Вуковичу:
- Возле Исаковец опять попытка прорыва. Девять контрабандистов. И ни один не ушел с участка. Молодец начальник заставы Гусев. Справился сам, собственными силами, без вызова "тревожной группы". А самого главаря "машиниста" Ивасюту - Гусев уложил гранатой.