Мы дошли уже до городской ратуши. Под ней сияла новая, ярко освещенная изнутри витрина первого в городе образцового комсомольского кафе. Это кафе открыли совсем недавно комсомольцы ячейки "Нарпит" в помещении бывшей баренбоймовской пивной. Финотдел прижал частника высоким налогом, нэпман не выдержал и сдался, и все его помещение, уходящее со своими службами далеко под ратушу, передали в руки молодежи. Комсомольцы городской электростанции обновили здесь проводку, ячейки коммунальников покрасили стены и привели в порядок полы, столяры из нашего фабзавуча на комсомольском субботнике, под руководством Кушнира, сделали для нового кафе отличные столики; даже мы, литейщики, у себя в цехе отлили для него новую плиту с конфорками.
Первое комсомольское кафе было гордостью каждого комсомольца нашего города, и не только потому, что в нем была частица и нашего труда: мы видели и понимали, что именно так надо наступать на частника и выгонять его навсегда из советской торговой системы.
Сейчас, сквозь новое стекло, мы с удовольствием увидели, как ходят между нашими фабзавучными столиками молоденькие официантки в белых фартучках, разнося посетителям пахучий китайский чай в граненых стаканах, кофе со взбитыми сливками и сельтерскую воду в синих сифонах с оловянными краниками и с сиропом "Свежее сено". Чистота и порядок, а самое главное сознание того, что здесь тебя никто не обманет, привлекали в кафе много публики. Почти все места за столиками были заняты.
Когда мы задержались около кафе, оттуда, пропуская вперед жену и приоткрывая перед нею дверь, вышел Вукович. Я снял кепку и поклонился.
Вукович улыбнулся мне и очень хорошо козырнул: по-настоящему, не как-нибудь, а прикоснувшись к лакированному козырьку пограничной фуражки кончиками пальцев вытянутой руки.
- Кто это, а, Василь? - спросил с любопытством Саша Бобырь.
- Это... товарищ Вукович, - сказал я небрежно.
- Это и есть Вукович? Тот самый Вукович? - глядя вслед уходящему пограничнику, протянул Бобырь, явно завидуя моему знакомству. - Смотри ты... Я и не знал. - И добавил: - Он с тобой поздоровался...
- А что ж такого? Он мой хороший знакомый.
- Да разве, Сашка, ты его не видел, когда мы в ЧОНе дежурили? - спросил Маремуха.
- Не... видел, - промямлил Бобырь, смущаясь.
И я вспомнил вдруг, как Саша прикидывался больным в то самое время, когда Вукович и Полевой бродили по двору штаба, выясняя, куда же мог скрыться неизвестный диверсант. Все хлопцы выглядывали тогда из караулки и видели Вуковича; один лишь Бобырь лежал на топчане и выстукивал зубами, изображая лихорадку...
- Знаете, хлопцы, а может, мы завтра утречком пойдем на речку? - сказал вдруг Бобырь. - С утра вода ведь еще холоднее...
- Ну, знаешь! - накинулся на Бобыря Маремуха. - Значит, пари проиграл! Веди, угощай сельтерской водой. Но смотри - по две порции сиропа!
- Эй, хлопцы! - послышались вблизи знакомые голоса.
Перескочив через ограду палисадника, к нам бежали Фурман и Гузарчик.
- Так вы зачеты готовите! - сказал назидательно Маремуха.
- Какие там зачеты! - прямо завопил запыхавшийся Гузарчик. - Скажи-ка, где сейчас можно карту Украины найти?
- Вот чудаки! Да у нас же в фабзавуче есть карта. В том шкафу, что в канцелярии, - сказал Маремуха.
- А зачем вам карта? - спросил Бобырь.
- Я знаю, что в шкафу, - не отвечая, пробубнил Гузарчик, озираясь, - но ключ-то ведь от того шкафа у делопроизводителя, а его до послезавтра не будет.
- Для чего карта, скажи? - спросил я. - Вы же техмеханику сдаете.
- Что значит "для чего"? Смешной разговор! Ты разве не знаешь? - И вдруг, хлопая себя по лбу, Моня крикнул: - Невежды, вы ничего не знаете! Едем!!
- Как - едем? - встрепенулся Бобырь.
- Едем, едем, едем!.. Ура! Виват!! - заорал Монька и запрыгал на тротуаре, отбивая чечетку.
- Да объясните толком вы, черти! - крикнул я Гузарчику.
- Мы сидим, понимаешь, учим техмеханику - и вдруг видим: почтальон. И в руках у него письмо. Толстое такое, с печатями сургучными. "Где, - говорит, - ваш директор? Письмо ценное у меня для него". Повели мы, понимаешь, почтальона к Полевому в комнату. Тот расписался, а мы не уходим. Ждем. Словно чуяли! Я сразу и говорю: "Давайте мы, товарищ директор, поскорее печати оборвем". Оборвали. Раскрыли письмо, а там - путевки! - И Фурман, выпалив скороговоркой эту новость, даже закашлялся от волнения.
- Через час экстренное собрание в школе! - ввернул Монька. - Велено всех из города созвать!
- Куда путевки? - суетливо спросил Бобырь.
- На заводы всей Украины. Нам! Понимаешь? От ВСНХ! - Фурман порылся в карманах и вытащил оттуда длинненький листочек бумаги. - Я все списал... Читай, Гузарчик!
- "Одесса - два места..." - нараспев прочел Моня с такой гордостью, будто это он сам выписывал путевки и выдавал их хлопцам.
- Я поеду в Одессу, факт! - загорелся Бобырь.
- Да, только тебя там и ждут! - насмешливо сказал Фурман. - Там из таких конопатых мыло варят.
- Ну ты... не задавайся! - обиженно возразил Бобырь.
- Да не мешай, Сашка! - попросил Маремуха. - Пусть человек читает... Давай, Монус.
- "Дружковка, Торецкий завод - три места, Енакиево - четыре места, Гришино - два места..." Фурман, ты не знаешь, где Гришино? Ты там под вагонами не ночевал, случайно?
- Понятия не имею! - пробасил солидно Фурман в ответ.
- "...Макеевка - пять мест, Алчевск - четыре места, Луганск - одно место..." Смотри, Луганск, кажется, большой город, а почему туда только один поедет? Странно!..
- Читай, читай! - толкнул Гузарчика Маремуха.
- Читаю... "...Краматорская - два, Запорожье - четыре, Мариуполь пять..." Это где-то на море, кажется.
- На море, - буркнул наш всезнайка Фурман, - только мелкое дно очень: идешь, идешь - и все до коленей.
- "...Бердянск - три места, Киев - пять мест..." Даже в Киев, смотри! Прекрасный город! "...Большой Токмак - четыре..."
- Дохлое дело - так читать! - остановил Моньку Петро. - Как слепые... Поди знай, что такое Большой Токмак, где он! Выберешь, а потом...
- А никто тебе выбирать самому и не даст! - сказал Фурман.
- Все равно... Я хочу знать заранее, куда мне выпадет, - бросил Петро. - Давай поищем карту. Может, в комсомольском клубе есть? Пошли, хлопцы, в клуб! Еще до собрания успеем.
И мы пятеро, задыхаясь от быстрой ходьбы, направились в клуб. Мы шли, размахивая руками, мимо отцветающих каштанов, мимо тенистого, густого парка. Оттуда доносились мягкие звуки гитары и чья-то песня: