- Где вы шатаетесь? - крикнул Бобырь, увидев нас. - Вы знаете, кого я встретил?!
- Графа Бенгальского? - съехидничал я. Мне очень не нравилась эта манера Сашки разговаривать на крикливых, повышенных нотах, как с маленькими.
- Шути, - огрызнулся Бобырь. - Я Печерицу видел. Да!
- Печерицу? - переспросил Петро и фыркнул. - Ну, Василь, держись: начинаются старые истории. Где термометр, не знаешь? Пора бы ему температуру измерить. Не знобит тебя, а, Сашок?
- Какой термометр! При чем тут термометр! - прямо завизжал от негодования Бобырь. - Я вам правду говорю, а вы смеетесь.
- Подожди, Сашенька, - остановил я друга. - Кого ты, говоришь, видел?
- Печерицу!
- В самом деле?
- В самом деле.
- Где же ты его видел?
- Около вокзала.
- Около вокзала? - вмешиваясь в наш разговор, уже серьезнее спросил Маремуха.
- Ну да, возле вокзала, - поспешно проговорил Бобырь, - он бузу пил...
Это было уж слишком, и мы с Петькой громко расхохотались.
- Ты слышишь, Василь? - спросил Петро, давясь от смеха. - Он видел Печерицу, Печерица пил бузу, а буза ударила этому конопатому бузотеру в голову, и он прибежал сюда морочить головы нам...
- Да, да! - окончательно обижаясь, закричал Саша. - Не хотите верить не надо. Только я ничего не выдумываю! Буза - это питье такое здешнее, из проса, кислое и белое. Во всех будочках продается. Я уже пробовал, а если вы не знаете, так я не виноват...
Нехорошо смеяться над приятелем, да еще когда он всерьез обижается, но на этот раз трудно было удержаться от смеха.
Мы хорошо знали, что не только Бобырь, но и многие другие фабзавучники до самого дня отъезда мечтали поймать Печерицу. Разъезжаясь по городам Украины, мы дали себе слово, если повстречается этот бандит из Коломыи кому-либо из нас, не дать ему выскользнуть.
Но больше всех нас мечтал повстречаться с Печерицей Саша Бобырь. Поимкой Печерицы он думал загладить те досадные промашки, что приключились с ним во время чоновской тревоги. Скоро наш горячий Сашка начал просто галлюцинировать: Печерица виделся ему всюду.
По пути сюда, к Азовскому морю, Сашка дважды ловил Печерицу. Однажды, когда поезд стоял в Фастове, Сашка, выглянув в окно, вдруг хрипло крикнул:
- Вот он, хлопцы! Держите! - и метнулся к выходу.
Человек, прогуливавшийся по перрону, которого Бобырь принял за Печерицу, был очень мало похож на беглеца. Это оказался сгорбленный старичок в брезентовом пыльнике. Одни пушистые и рыжие усы, пожалуй, смахивали на Печерицыны. В Екатеринославе, когда мы обедали в буфете вокзала, Саша, чуть не опрокинув тарелку, налитую до краев жирным украинским борщом, прохрипел:
- Смотрите! - и ткнул ложкой по направлению к газетному киоску.
У застекленной витрины киоска выбирал открытки человек в сером дорожном пыльнике. Сашка решил, что и этот - Печерица. Однако стоило пассажиру в сером пыльнике обернуться, как мигом выяснилось, что это молодой парень, на голову выше Печерицы. Ну разве могли мы, зная о дорожных видениях Бобыря, отнестись с доверием к его словам!.. И я сказал:
- Ну хорошо, Печерица стоял и пил бузу. А ты что?
- Я посмотрел - и к вам!
- Отчего же ты его не схватил? Надо было его поймать за шиворот, ногу сзади подставить и на землю.
- Тебе хорошо говорить! А вещи?
- Какие вещи?
- Какие? Наши! Я боялся вещи оставить. Он побежит, я за ним, а вещи кто-нибудь цапнет.
- А Володька где был?
- Да я не с Володькой ехал, в том-то и дело. Я с другим извозчиком приехал. Володька обманул нас.
- Погоди, а у него усы были? - решил я проверить Сашку.
- Усы?.. Усов не было... Усики. Маленькие такие, как кисточки для гуммиарабика.
- Для того чтобы Сашке понравиться, он и усы в парикмахерской подстриг, - съязвил Маремуха.
- Ладно, ладно! Смейтесь, если вам так весело! - буркнул Саша обиженно. - А я вот пойду куда надо и заявлю.
- Ну, довольно тебе, Сашок, нам головы морочить, - мягко сказал я. Показывай лучше, что на ужин куплено.
- Вот брынза, - совершенно покорно сказал Саша и развернул пергаментную бумагу, в которой лежал кусок брынзы в добрый фунт весом.
- И это все? - возмутился Маремуха.
- Нет, зачем. Вот еще рыбки купил... Не тронь, это редиска. Рыбка вот тут. - Сашка развернул маслянистую бумагу. - Глядите, какая рыбка маленькая! - И он выволок из старой газеты три нитки, унизанные мелкими копчеными рыбешками. Рыбки лоснились от жира и были пузатенькие. - Тюлька называется! - гордо заявил Бобырь и, как ожерелье, поднял на руки низки с рыбешками.
- Ты бы еще поменьше купил! - буркнул недовольно Петро. - Самая мелкота. Кто же ее чистить будет?
- Для чего чистить? - удивился Саша. - Не надо чистить. Так целиком ее едят. Гляди, мне в лавке показали...
Наш каптенармус сорвал с нитки пару истекающих жиром рыбешек и послал их в рот. Пожевав немного, Саша, как фокусник, сперва раскрыл рот, а потом смело, с головами и кожурой, проглотил тюльки.
- Еще аппендицитом, чего доброго, заболеешь! - сказал Петро. Больше всех болезней Маремуха почему-то боялся именно аппендицита. Даже косточку от вишни и то боялся проглотить.
Но наглядный пример Бобыря заставил Петруся позабыть об угрожающей ему болезни. Он осторожно отщипнул с бечевочки одну рыбешку и принялся жевать ее.
- Вкусная... - протянул Маремуха. - И костей совсем не чувствуется. Камса это?
- Не камса, а тюлька! - солидно поправил Бобырь.
- "Тюлька, тюлька"! - передразнил я Сашу. - А ты бузы не принес случайно?
- Бутылки не было, - принимая мои слова всерьез, сказал Саша. - А хочешь бузы, после ужина можно сходить. Тут, за углом, в киоске продается.
- Послушай, Петрусь, - скомандовал я, - скачи-ка вниз, принеси кипятку и миску от хозяйки. Надо брынзу парить.
Пока мы расправлялись с тюлькой, мраморная брынза, отдав кипятку часть соли и горечи и пустив жирные круги, сделалась мягкой и очень приятной на вкус. Мы резали ее охотничьим ножом и ели, запивая чаем, в котором плавали распустившиеся чаинки.
Поужинав, мы отнесли вниз посуду и долго мылись во дворе, прямо у колодца. А потом, освеженные, сытые, поднялись в свой мезонин и улеглись на высоких матрацах.
Окно осталось открытым. На дворе уже потемнело. Сквозь лохмотья проплывающих туч изредка проглядывал молодой месяц. Как только тучи освобождали месяц, в комнате становилось светлее.