Шестой десятник был единственным в отряде человеком, кто мог похвастаться голубой кровью. Бернеш был бастардом. Во всяком случае, так утверждала его мать. Но сам Бернеш большого значения своему происхождению не предавал и к отцу никаких претензий не предъявлял, желая добиться всего исключительно своими силами. Конан не сомневался, что эта задача ему по плечу. Помимо приятной внешности, Бернеш отличался живым умом и умел находить общий язык абсолютно со всеми. Сколько киммериец помнил бастарда, на его губах всегда играла легкая полуулыбка.
С седьмым десятником Конан познакомился еще в бытность свою вором в Аренджуне. Талат состоял там охранником при посольстве Турана, сундуки которого однажды изрядно опустели не без содействия киммерийца. Талат был единственным, кто сумел напасть на след вора. Выследить Конана ему не удалось, но северянин запомнил смекалистого туранца и не преминул привлечь его в отряд, благо он почти сразу же вслед за киммерийцем перебрался в Аграпур.
Восьмой человек, избранный Конаном, был одной из самых известных персон в туранской армии. Прославился Газил своей жестокостью. Только на дуэлях он убил не меньше ста человек. И солдат своих он не щадил, наказывая плетьми за глупость и нерадивость. Многие после этой экзекуции оставались калеками, кое-кто даже умирал. Нетрудно догадаться, что и врагов Газил в плен никогда не брал. Конану не нравился ни этот человек, ни его методы, но в дальнем путешествии необходим был тот, кто напоминал бы солдатам о дисциплине.
Последних двоих десятников киммериец знал по рейдам против пиратов, что состоялись месяц назад. Исмаил и Кюрсум проявили себя там смелыми, самоотверженными бойцами. Еще на выбор Конана в значительной мере повлияло то, что эти двое выходцев из Аграпура были умелыми моряками. Северянин не исключал той ситуации, когда отряду могли понадобиться эти их способности.
Конан полагал, что нет таких трудностей, что его люди не смогли бы преодолеть. В такой компании путешествие на край света превращалось в загородную прогулку.
С самого утра киммериец начал обходить своих десятников и знакомиться с теми воинами, которых они пожелали видеть у себя в подчинении. По мере возможности северянин беседовал с каждым из них и проверял навыки владения оружием. Больше всего ему по душе пришлись люди Хасана. Впрочем, этого и следовало ожидать. Джан, Артан и Бернеш оставили свои прежние десятки без изменений, хотя Конан и говорил им, что царь Илдиз позволил ему привлекать в отряд любых воинов из числа пребывающих в столице. Киммериец посетовал на это их решение, но менять ничего не стал. Если желали видеть в десятке своих людей, тех, которым доверяли, то пусть так оно и будет. Приятно удивил выбор Газила. Он привлек в десяток ветеранов, известных своим умением верховой езды и обращения с луком. Обстановка среди людей Газила вопреки ожиданиям киммерийца царила спокойная, даже дружеская.
Следующим на очереди был десяток Масула.
— Рано вы, сотник, — обратился к Конану усатый туранец.
На тренировочную площадку к Масулу киммериец пришел в начале десятого колокола.
— Мне в полдень нужно будет идти знакомиться с послом, — сказал северянин. — К этому времени хочу знать всю свою сотню в лицо. Я гляжу, ты крепких ребят набрал.
Из девяти солдат, упражнявшихся с саблей и щитом, Конан знал только двоих. Султанапурцы, как и сам Масул. Можно было предположить, что и остальные оттуда же. Киммерийцу такой выбор пришелся не по душе, не хватало еще, чтобы кто-то в отряде держался особняком от остальных. Прав был Илдиз, когда советовал брать только аграпурских десятников.
— Что хмуритесь, сотник? — заметил Масул изменившееся выражение лица командира. — Воины все отличные.
С этим Конан не спорил. В умении фехтовать этим солдатам отказать было нельзя. А про физическую крепость киммериец уже поминал. И поведение их сотника порадовало. Они, конечно же, заметили появившегося на площадке Конана, но занятий не прекратили, продолжая выполнять упражнения с прежним усердием, но без показушного рвения.
— Все ведь из твоего города? — спросил киммериец.
— Да, — в голосе десятника послышался вызов. — И я не вижу в этом ничего плохого. Предпочитаю иметь под своей командой тех, на кого даже в преисподней смогу положиться. Если верите мне, сотник, то будьте добры верить и им!
Удивительно было видеть Масула, выведенного из равновесия. Обычно десятник реагировал на внешние раздражители со всей возможной флегматичностью. Такое его поведение перед лицом начальства или врага вселяло уверенность в солдат.
— Успокойся, Масул, — потребовал Конан. — Я ничего плохого о твоих людях не говорил, но я не желаю, чтобы среди солдат начались раздоры из-за того, кто откуда родом. Еще я очень надеюсь, что среди них нет рыбаков вроде тебя. Полагаю, в ваши сети не раз попадалась вендийская рыбка.
— Нет, сотник, они все простые солдаты, — ответил десятник. Никаких следов от недавней вспышки гнева не осталось. Конан даже начал сомневаться, уж не показалось ли ему. — Я никого из них не видел среди рыбаков. В Вендии могут узнать только меня. Вероятность, конечно, небольшая, но всё-таки есть, так что можете начинать подыскивать мне замену.
— Ни к чему, — отрезал киммериец. — Люди из тайной службы проверят всю сотню, и вынесут решение о том, кого можно отправлять в качестве сопровождения для посла, а кого – нет. По твоей кандидатуре, как и по всем десятникам, уже дали добро, но мне хотелось бы избежать проблем и с солдатами.
— В моих можете быть уверены, — сказал Масул.
— Хорошо, — кивнул Конан. — Останавливай тренировку. Будем знакомиться.
Масул развернулся к солдатам.
— Прекратить занятия! — приказал он. — Строиться!
Девять воинов отреагировали мгновенно. Убрали в ножны оружие и выстроились в линию в трех шагах от Масула. На первый взгляд выучка у солдат казалась отличной. Конан сравнивал этот десяток со столь приглянувшимися ему людьми Хасана, и сравнение было не в пользу последних.
— Это ваш сотник, — объявил усатый туранец, указывая на киммерийца. — Его зовут Конан. В его подчинении мы с вами будем находиться в течение нескольких ближайших месяцев.
— Все знают о цели нашей миссии? — осведомился Конан у солдат.
— Да, — стройным хором ответили девять воинов.
— Замечательно, — кивнул киммериец, прохаживаясь перед строем. — Это не обычная военная кампания, нам предстоит представлять в Вендии нашу страну, так что я не желаю слышать жалобы, нытье и прочий скулеж. От тамошней жары вы еле на ногах стоять будете, но лица своего и чести Турана не посрамите, иначе вам придется очень плохо. Надеюсь, вы понимаете, что я не шучу и не запугиваю. Наказывать за несоблюдение дисциплины вас будут еще строже, чем в ведущих военные действия частях армии.
Солдаты слушали спокойно.
Трудно было сказать, верят они словам киммерийца или нет. Лучше бы верили. Конан по собственному опыту знал: чем дальше поход, тем больше вольностей позволяют себе солдаты. Разумеется, если под боком не было врага, готового напасть в любой момент, который сочтет подходящим, – а опасностей такого рода на пути следования посольства не предвиделось. Если не встретятся и разбойники, то к окончанию путешествия солдаты могут совершенно распуститься. Конан собирался не допустить подобного развития событий, но желал по возможности обойтись без методов Газила.
— Помимо прочего, – продолжал киммериец, — вы должны будете обращаться с послом и людьми из его свиты со всем возможным почтением. Никакого подобострастия, но просьбы, исходящие от него, станете исполнять беспрекословно, если они, конечно, не будут противоречить моим приказам. Спорные моменты разрешать будете через вашего десятника. Масул – человек умный и опытный, он сумеет во всем разобраться. Вам все ясно?
— Да!
— Молодцы, — похвалил солдат Конан. — Теперь посмотрим на то, что из себя представляет каждый из вас.