Сложность заключалась в том, что у Конана не было в запасе ни одного нормального предлога для визита к кшатрию. Рассказывать об их с Сатти измышлениях – неразумно, завести разговор о погребении Хамара – еще большая несуразица. Правда, киммериец рассчитывал, что во время традиционного для Вендии обмена любезностями Тхан сам натолкнет Конана на нужную тему. В крайнем случае, можно было рассказать о фансигарах и Амьене. Шеймасаи, конечно, потом весь желчью изойдет, но придется интересами посла пожертвовать.
До восходных ворот дворца киммериец добирался почти целый колокол. Народу на улицах было как никогда много, а пользоваться услугами носильщиков Конан так и не приучился. Равно как и протискиваться сквозь толпу, не теряя при этом скорости. Вот и пришлось искать обходные пути, где было бы посвободнее.
Обстановка за стеной, отделяющей дворец от прочих строений Айодхьи, была совсем другая. По саду неспешно прогуливались почтенного возраста кшатрии, ведущие вполголоса важные беседы. Изредка мимо них пробегали молодые порученцы служащих повелителя. Откровенно скучали посольские помощники, что были обязаны пребывать вблизи дворца на случай, если понадобится передать весть от повелителя Вендии. Эти бедолаги облюбовали для себя беседки, коих здесь имелось множество. Почти у самых ворот киммерийцу встретилось человек десять поклонников Рамы, шедших со стороны храма, но после этого верующих он здесь не видел.
Конан узнал у стражника, стоявшего у ворот, в котором из дворцов размещается управление тайной службой повелителя. Оказалось, что в соседствующем с главным.
Чтобы срезать путь, киммериец пошел через сад, мимо храма Рамы. Сад этот был полной противоположностью тому, в котором он вчера встречался с Сатти. Если там было царство природы, то здесь правил человек. Кусты и деревья росли на одинаковом расстоянии друг от друга и были подстрижены самым аккуратным образом, равно как и трава. Садовники повелителя умудрились превратить растения в живые скульптуры, одни из которых могли напугать, другие, наоборот, рассмешить. У кого-то такой вид искусства, наверное, мог вызвать восхищение, но точно не у Конана. Киммерийца раздражало тщеславие людей, возомнивших, что они могут под себя перекроить природу.
Он уже успел пожалеть, что пошел на поводу у своей лени и не отправился в обход, как увидел в беседке по правую руку от себя трех кшатриев, одетых как гвардейцы повелителя. Киммериец мгновенно принял решение и повернул к ним.
— Доброго вам дня, — обратился он к вендийцам.
Те прервали свой разговор и обратили взоры к подошедшему иноземцу.
— И тебе того же, — сказали они почти хором.
— Вам известно имя Тхан? — спросил киммериец.
— Зачем он тебе нужен? — поинтересовался самый старший из тройки кшатриев.
— Я помогал ему расследовать дело о резне во дворцах браминов, — соврал Конан. — Он сказал, что я могу обращаться к нему, если потребуется помощь.
— Ты из той туранской сотни, откуда был убийца? — спросил кшатрий.
— Я их сотник, — на этот раз киммериец сказал правду. Пусть попытаются совместить несовместимое. — Так вы поможете мне?
— Ты точно знаком с Тханом? — решил еще раз удостовериться вендиец.
— Высокий, смуглый, с густыми черными усами, — описал киммериец Тхана. — Он?
— Ладно, мы тебя проводим, — смилостивился кшатрий. — А то пока тебя к нему пропустят, целый день пройдет.
Оставшиеся двое вендийцев живо закивали головами.
— Спасибо, — поблагодарил киммериец. — Если что, можете на меня рассчитывать.
— Договорились, — улыбнулся гвардеец. — Встречным будем говорить, что ты важный свидетель по делу о резне, раз уж ты в курсе обстоятельств.
Конан в сопровождении троицы гвардейцев продолжил путь к дворцу стражей повелителя.
Его слегка насторожило то, как легко откликнулись вендийцы на его просьбу. Но сделанного было не воротить. Конан приготовился к тому, что на месте его могут ждать крупные неприятности. Оставалось надеяться, что знакомство с Тханом поможет ему выпутаться.
Но киммериец ошибся.
Проблемы начались еще в саду. Навстречу Конану и кшатриям шел тот самый десятник, который отказывался пускать киммерийца в дом первого убитого брамина. Судя по его довольной улыбке, оказался он здесь неспроста.
Киммериец потянулся за саблей, и в этот момент один из гвардейцев сунул Конану под нос щепотку какого-то порошка.
В глазах сразу же помутнело, ноги начали подкашиваться.
Другой гвардеец ударил Конана по голове эфесом сабли, и тогда северянин потерял сознание.
Глава 14.
День суда над Хамаром. Дворец городской стражи.
Вид у Конана был настолько мрачный, что все без исключения старались обходить его стороной. Но сам киммериец этого не замечал. Мысли его занимали совсем другие вещи.
Как могло получиться, что он не уследил за Хамаром?
Искал убийцу, строил предположения, подозревал чуть ли не заговор государственного масштаба, а преступник все это время находился у него под боком.
Прямо киммерийца никто не обвинял, даже Шеймасаи. Но наверняка все думали, что сотник обязан был знать все про своих солдат, а значит, сколько-то жизней и на его совести тоже. Во всяком случае, сам Конан придерживался именно такой точки зрения.
Судилище над Хамаром должно было начаться через полколокола. Киммерийцу этот отрезок времени представлялся равным вечности, но надо было выдержать, дотерпеть.
Киммерийцу вспомнилось то утро после последнего убийства, когда Хамар, весь в крови, вошел в комнату, где сидели Конан, четверо десятников и еще несколько солдат. Он уставился на сотника совершенно пустыми глазами и спросил: «Что случилось?»
Тут же в комнате повисла гробовая тишина. Никто еще не успел сопоставить необычный вид Хамара с тем зверством, что творилось в домах семи браминов, но все почувствовали, что этим утром основам их мира суждено пошатнуться. И постепенно начало приходить понимание, вспомнились слова дежуривших этой ночью солдат о странном поведении Хамара, ходившие по Айодхье слухи о том, что убийца якобы туранец. Хамар же все так и стоял с ошарашенным лицом и повторял свой вопрос.
Хасан, наверное, спас парню жизнь, оглушив его ударом чернильницы по голове. Конан уже был готов самолично расправиться с убийцей, не думая о возможных проблемах. И, скорее всего, не он один. Но прикончить Хамара, когда тот потерял сознание, ни у кого рука не поднялась.
Допрашивать по общему молчаливому согласию Хамара не стали, все понимали, что закончится это расправой. Киммериец послал Халила за кшатриями и стал ждать.
И теперь он этим только и занимался: ждал. Все три последних дня. Сегодня, наконец, хоть что-то должно было решиться. Конан не сомневался, что Хамара приговорят к смерти, но все-таки страстно желал поскорее выслушать решение судьи и закрыть эту черную страницу своей жизни.
— Добрый день, сотник, — один человек все-таки осмелился подойти к Конану. – Хотя не знаю, можно ли его считать добрым.
Киммериец поднял глаза.
Перед ним стоял Тхан – кшатрий, что показывал им с Шеймасаи дом первого убитого брамина.
— По мне, довольно отвратительный, — признался сотник. — Я был бы рад, если бы он поскорее закончился.
— Я вас понимаю, — сказал Тхан.
— Серьезно? — усмехнулся киммериец.
— Вполне, — ответил вендиец. — До суда еще много времени, нечего здесь сидеть. Давайте лучше пройдемся, осмотрим дворец, а заодно и поговорим.
— Как вам будет угодно, — все с той же грустной усмешкой произнес Конан.
На самом деле, он был рад обществу кшатрия. Одиночество и самокопание начинали сводить с ума.
Киммериец поднялся с мягкого кресла, в котором он просидел последний колокол. Здесь, перед дверьми той залы, где должно было состояться судилище, он ждал, когда же, наконец, кшатрии из касты законников начнут решать судьбу Хамара.