Я не помнил ничего подобного.
— Камилла, я это говорил? — спросил я.
Она кивнула.
— Да, Анри. Но это же только твое мнение! Реальных сведений нет.
— Мнения Анри Вальдо по этому поводу вполне достаточно, — сказал Дауров. — У него слишком высокий экспертный коэффициент по этому вопросу. И с этой записью мы пойдем к кому угодно — к любому судье. Хоть к Эриху Павловичу! И он даст нам санкцию на арест. Любой!
— Не факт… — сказала Камилла.
— Свои аргументы вы выскажете в суде, — остановил Дауров. — Конечно, процесс закроют, но тот факт, что за что-то судят Анри Вальдо, неизбежно просочится в Сеть. И по тому, что процесс закрытый, все поймут, в чем дело. Без конкретики, но поймут. А значит, если Леонид Аркадьевич решит смягчить вашу участь, Анри, этого не поймет Народное Собрание. Вы ведь хотите прощения, мсье Вальдо?
— Да.
— Отлично! Наконец-то ваш ответ совпал с тем, что вы говорили под БП!
— Я уже не надеюсь.
— Зря. Леонид Аркадьевич был очень хорошо настроен.
— Был. Ему же все равно упадет запись моего допроса.
— Конечно. Но если она упадет императору — это полбеды. Леонид Аркадьевич — человек великодушный, понимающий и, наконец, он тессианец. А вот если это упадет на портал Народного Собрания…
— Этого можно избежать? Вы ведь к этому клоните?
— Можно. У вас еще два варианта на выбор, мсье Вальдо. Во-первых, вы можете сейчас подписать признание вины и согласие на психокоррекцию и уехать с Евгением Львовичем на Е-один.
— Если Евгений Львович найдет, что корректировать, я ничего не имею против, — сказал я.
— Найду, — сказал Ройтман.
— Только вины я не признаю, — заметил я.
— Ну, вы меня просто поражаете! — пожал плечами Дауров. — Сорок минут назад я у вас спрашивал: «Мсье Вальдо, вы специально тянули время или это случайно так получилось?» «Да, тянул», — ответили вы. «Почему?» — спросил я. «Я хотел, чтобы он ушел», — ответили вы, — Дауров развел руками. — Ну, просто, как по учебнику: умысел плюс волевые усилия для реализации.
Эту часть беседы я даже смутно помнил. Было такое.
— Для согласия на психокоррекцию не нужно признания вины, — вмешалась Камилла.
— Все-таки от адвокатов есть определенный вред, — заметил Дауров. — Для согласия на психокоррекцию не нужно, а для досудебного соглашения — нужно. Вы можете подписать согласие и уехать к Евгению Львовичу, но суд все равно состоится. Для любого судьи тот факт, что подсудимый проходит курс психокоррекции, конечно, хороший аргумент в вашу пользу, но вы же, кажется, огласки не хотели?
— Какие еще варианты? — спросил я.
— Еще один, — сказал он. — Анри, вы искренне хотите спалить сеть?
— Давайте я вам как под БП буду отвечать. Совпадет, надеюсь. Вы же уже спрашивали, да?
— Да. Но этот вопрос требует ответа в здравом уме и твердой памяти.
— Я хочу, чтобы эти ребята остались живы, — сказал я. — И не убили никого.
— И мы того же хотим, — сказал Дауров. — Я предлагаю вам действовать вместе.
— Нет, — сказал я.
— Господи! Да, почему? — воскликнул Дауров. — Вы мне под БП гораздо больше нравитесь, ей-богу! Вы подписываете с нами соглашение о сотрудничестве — и все, никакого суда. Никаких санкций! Максимум съездите к Евгению Львовичу, на сколько он скажет, и если он сочтет нужным. И никакой огласки. А если не хотите ничего подписывать — ради бога! Я поверю вашему слову.
— Нет, — повторил я.
Дауров покачал головой.
— Все их будущие жертвы на вашей совести. И они сами тоже.
Я проигнорировал и обратился к Ройтману.
— Евгений Львович, что там надо подписать?
Мне упал документ, составленный от моего имени, где я соглашался на психокоррекцию в блоке «Е» и обязался пройти курс, который назначит мне психолог, но продолжительностью не более полугода.
Скинул на документ свою электронную подпись и отослал его обратно Евгению Львовичу.
— А суд пусть будет, — сказал я. — Это честнее, чем заключать с вами сепаратные сделки, чтобы скрыть истину.
— Да не пойдет он с этим в суд! — сказала Камилла, когда мы летели в миниплане над сияющим огнями ночным Кириополем.
— Конечно, не пойдет, — кивнул Ройтман, — состава нет.
— Господи! Да что же вы молчали оба! — воскликнул я.
— Анри, честно говоря, я молчала потому, что хотела, чтобы ты согласился, потому что мне не улыбается погибнуть в каком-нибудь теракте, организованным твоими бывшими друзьями. Если хочешь, можешь меня уволить.