— Ты знаешь, что в деревне творится?
— Нет. А что-то творится?
— Не то слово! У них девица какая-то пропала. Собираются искать всем миром. Грешат на тебя.
— Евгений Львович, я не ем девушек. Я их не ел даже одиннадцать лет назад.
— Не сомневаюсь. Только местное население не в курсе твоих кулинарных предпочтений. Они почему-то считают, что тот, кто покусывал армию Кратоса и сожрал пассажирский корабль, может и девушкой закусить.
— Не правы, — заметил я.
— Так, Анри. Может быть самосуд. Так что я вызвал полицию. И тебе гораздо выгоднее попасться мне с полицией, чем местным жителям.
— А что за девушка? Как зовут?
— Говорят, она за тобой бегала…
— Знаете, сколько их за мной бегало…
— Маша. Она убирала у тебя.
— А! Понял. Она маленькая совсем. Шестнадцати нет, наверное. Евгений Львович, я не ем детей.
— Угу! Последние одиннадцать лет, вроде нет. Все, Анри, мы тебя запеленговали. Стой, где стоишь. Про самосуд ты понял.
— Я их не боюсь.
— Угу. Ты ничего не боишься. Но, когда тебя раздирают живьем на куски, удовольствие не фонтан.
— Не разорвут. Я перед ними чист.
— Анри не лезь на рожон, я тебя умоляю!
Я не торопясь пошел в сторону деревни. Не собьется их пеленг, я от них не бегаю.
Девочку эту я знал. Она действительно за мной бегала. Иногда как бы случайно попадалась мне в моих скитаниях по окрестным сопкам. Мы тогда садились рядом на камень, и я рассказывал ей о цветах, о Кириополе, о Тессе. Совершенно невинно. Я просто не мог к ней испытывать никаких чувств, кроме, разве что, отцовских.
Ройтман встретил меня в окружении десятка полисменов на полпути до Чистого.
— Боже мой! Какой почетный эскорт! — сказал я.
— Анри, посерьезнее, — ответил Ройтман. — Они ее нашли.
— Живую?
— Нет. А у тебя с гормональным фоном творится черт знает, что. Если бы ты мне сам объяснил, было бы гораздо лучше.
— Евгений Львович, я врать вам больше не буду, но объяснить не могу.
— Почему?
Я молчал.
— Ну, тогда мы сейчас летим в Беринг в полицейское управление, — заключил Ройтман.
— Здесь тоже есть полиция.
— Здесь нет биопрограммера.
— Понятно. Едем, не вопрос.
— Ты что время тянешь?
Я молчал.
— Я же знаю, что это не ты, — сказал Ройтман. — Ты кого покрываешь? Ты уверен, что его стоит покрывать?
Я не ответил.
Толпу местных жителей мы встретили у крайнего деревенского дома. Похоже, они шли с той самой сопки, на которой я нашел кострище. Машу нес на руках ее отец. Одежда в крови, бессильно свисает тоненькая рука.
Я ускорил шаг и пошел им навстречу.
— Анри, стой! — крикнул Ройтман.
Я проигнорировал.
Их было около сотни, пожалуй. Вряд ли полисмены меня спасут, хотя у них наверняка ручные биопрограммеры. Допросить нельзя, а усыпить можно. Зато местные жители все носят оружие.
Подойдя вплотную, я заметил, что на руке у мертвой девушки нет кольца.
Я остановился в двух шагах от них, поднял глаза и встретился взглядом с ее отцом.
— Не я, клянусь, — сказал я.
И так и стоял, пока не подошел Ройтман и не положил мне руку на плечо.
— Анри, пойдем.
— Да, Евгений Львович.
Мы шли куда-то к центру деревни.
— Анри, ну ты же знаешь, кто! — шептал мне Ройтман по дороге.
— Только предполагаю.
— Твои предположения могут очень помочь. Давай сейчас дойдем до шерифа, и ты сам все расскажешь.
Я заколебался.
Он понял это сразу.
— Пойдем, пойдем, Анри. Уже рядом.
— Нет, — наконец сказал я. — Полетели в Беринг.
— Анри, я тебе такую характеристику напишу, что тебя здесь похоронят. И Хазаровскому отошлю. Персонально!
— Это ваше право, Евгений Львович.
Глава 2
До Беринга лететь минут пятнадцать.
Маленький городок с почерневшими сугробами на прямых улицах. Довольно чистый, скромный и одноэтажный.
И над ним бесконечный северный закат.
Мы приземлились сразу у следственного управления.
Большинство полисменов остались в Чистом, с нами полетели всего двое. Мне, впрочем, достаточно.
Поднялись на второй этаж. Похоже Ройтман шел по навигатору. То есть все согласовано давно: время, место и человек, который будет меня допрашивать.
Вошли в кабинет. На окне — решетка. На бронированное стекло денег нет? Не выделили или кто-то в карман положил?
Биопрограммер был, но тоже не производил впечатления современной техники. Даже краска облупилась по краям.