Мы с доктором шли по широкому коридору. Все стены здесь были пастельных тонов, под потолком и возле стен медленно крутились разные приборы, что якобы должны были успокаивать больных, но все это ни чуть не помогало, как и тихо играющая "Маленькая ночная серенада" Моцарта. Здесь царила атмосфера безумия.
Из одной палаты слышалось грустное пение. Я даже начал вслушиваться в слова песни. Текст повествовал о каких-то далеких бескрайних морях. А исполнял такой жалобный и чистый голос, совсем не похожий на голос безумца. Море, я сам еще помнил шум его волн. Этот звук, который человечество, живущее под куполом, больше не услышит. Мы получили в наследие прекрасную планету, полную разнообразных чудес, а смогли сохранить лишь жалкие крохи, да и то ценой неимоверных усилий.
В соседней палате кто-то закричал:
- Сволочи! Верните мне Оли! Что вы с ним сделали, ублюдки? Верните его! Всех вас убью! Всех порву! Верните!
- Это... - виновато начал объяснять главврач, но я, покачав головой, дал понять доктору, что мне совершенно не интересна история его питомцев. Лишь одного, к которому мы и направлялись, но его историю никто не знал лучше меня.
Я проходил мимо еще одной палаты, как вдруг в зарешетченом окне появилось лицо молодой девушки. Она улыбалась и смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
- Заберите меня отсюда! - Сказала девушка, глядя прямо мне в глаза. - Они все думают, что я ненормальная. Но вы то знаете, что это не так. Уж вы-то точно знаете, профессор Кильчинский, я ваша лучшая лаборантка, вы же сами говорили. Профессор, не оставляйте меня с ними!
Я лишь равнодушно отвернулся и направился дальше.
- Профессор, они насилуют меня, наслаждаются моим телом! И они не дают мне мои любимые таблеточки, чтобы я не могла нормально уснуть и видеть цветные картинки! Злые насильники! Прям как вы, профессор! Вам ведь нравилось наслаждаться моим молодым телом, старый извращенец?!
- Бредовые фантазии на сексуальной почве, - объяснил мне доктор.
Я думаю, по моему лицу было видно, что мне совершенно все равно, даже если бы это были не фантазии, и доктор действительно насиловал эту девушку, вместе со всеми санитарами.
Я взмахнул рукой и в дополнение к двум моим жукам, висящим в воздухе, взлетело еще шесть. Они зажужжали, взмахнули крылышками и начали метаться в разные стороны. Несколько начали лезть к доктору, пытаясь сфотографировать записи в его папке, карточку доступа и его самого.
- Вы не могли бы... - сказал доктор, отмахиваясь от моих назойливых жуков.
- Не мог бы! - Грубо прервал я его, но потом все-таки добавил. - Это важно, для всего города.
После этого я дал сигнал жукам, и они разлетелись в разные стороны. Теперь они полностью протестируют систему безопасности клиники, каждую щель, каждую вентиляционную шахту. Я должен быть уверен, что нет брешей в безопасности, что Джим не сможет сбежать.
Мы наконец-то подошли к последней палате.
- Сейчас я включу специальный режим, разработанный для визитов посетителей.
Доктор поднес пластиковую карточку, висевшую у него на шее, прямо к пульту управления. На дисплее появилась надпись "Доктор Джонсон, доступ разрешен". После этого доктор ввел набор команд, и я услышал за дверью тихий скрежет. Это опускалось разделительное бронированное стекло. И когда звук прекратился, дверь и стена с тихим скрипом отъехали в бок. Теперь я отчетливо видел всю неказистую палату. Мягкие стены, койка, туалетная кабинка в углу.
- Ба, кто же это к нам пришел? - Сказал Джим. Он с закрытыми глазами сидел посреди комнаты в позе лотоса. Его ноздри зашевелились, и он с силой втянул воздух. - Да, Марк, твой запах я узнаю всегда. - Глаза Джима открылись так внезапно и широко, что я чуть не сделал шаг назад, но вовремя спохватился. А он лишь улыбнулся. - Забавно, что после всего, тебе еще хватает наглости смотреть в мои глаза. Это я не буквально, конечно, - добавил Джим, - разглядывая моих жучков. Всегда не любил насекомых, особенно механических.
- Оставьте нас, - сказал я главврачу.
- Но... - попытался возразить тот, но увидев выражение моего лица, тут же добавил, - конечно, сэр, если понадоблюсь - буду в соседнем зале.
Я кивнул и тут же дал мысленную команду своим жучкам, чтобы они глушили всю звукозаписывающую аппаратуру, с помощью которой доктора изучают больных. Предстоящий разговор не для посторонних ушей.
- Весьма убедительно изображаешь адекватность, Джим! Думаешь отпустят раньше за примерное поведение?
- Нет, от чего же. Знаешь, это место не такое и плохое, - сказал Джим, - лучше многих предыдущих. Но скажи мне Марк, в этом городе не так много психиатрических клиник, если ты будешь и дальше каждые полгода менять мой дом, то они скоро закончатся. И что тогда? Заберешь меня к себе домой? Ты уже приготовил для меня уютную клетку? Я стану твоим питомцем, Марк?
- Ты сам во всем виноват, Джим! - Спокойно ответил я. - Ты стал опасным, не только для нашего общего дела, но и для самого себя! Эти меры для твоего же блага.
- Для моего блага?! - Заорал Джим, он вскочил на ноги и с силой ударил руками по стеклу. - Для моего блага ты запер меня в клетку? Ты лишил меня свободы? Это не я опасен, Марк, это ты - трус, ты и все другие Старшие Архитекторы. Вы излишне гуманны, слишком либеральны, вам не хватило смелости запустить второй этап генезиса. Двенадцать мужчин и двенадцать женщин, хранящих в себе лучшую генетическую память человечества! Все должно было свестись к ним! Только они должны были унаследовать этот город, они и их потомки. Двадцать четыре человека, а все лишние должны были умереть! Это необходимая жертва, чтобы мир очистился! Но ты решил спасти всех, Марк! Всех ненужных! И вот ирония, теперь они все умрут! Потому, что не очистились, и повторят ошибки прошлых поколений. Я чувствую, что начинаются большие перемены! Я слышу, - Джим напрягся, задрожал, и с благоговейным трепетом посмотрел вверх, - я слышу голос Города Улыбок! И ты ведь тоже слышишь, Марк? Ты тоже слышишь этот голос?! Ты тоже безумен, Марк! Только мы можем слышать голос города, ведь мы с тобой его построили, всю основную работу выполнили мы. Мы - отцы основатели, Марк! Ты ведь чувствуешь ответственность за свое творение, за свое дитя?
- Да! - Ответил я. - В отличии от тебя, я помню ради чего мы все это начинали. В отличии от тебя, я все еще не предал человечество!
Джим выглядел очень удивленным, но всего несколько мгновений, а потом он рассмеялся, после этого он просто упал на пол и широко раскинул руки:
- А мне нравится моя новая клетка, мягкая, чувствую себя ребенком на большом батуте. Вот только мое время не ограничено. Мама купила мне безлимит, но забыла забрать домой. Я ребенок, которого бросили в парке аттракционов. Вечный карнавал одиночества.
- Говоришь, я предал человечество?! - Вдруг закричал Джим. - Не тебе об этом судить, лицемерный чистоплюй! Ты всегда ненавидел людей, каждого по отдельности, ты презирал их, они вызывали у тебя отвращение. Чтобы как-то ужиться с этим, ты придумал, что служишь какому-то абстрактному человечеству. Но как ты можешь служить человечеству в целом, если каждый отдельно взятый человек тебе омерзителен? Не лги хотя бы себе! - Джим, припав к стеклу, продолжал с жаром говорить. - Ты выстроил этот чистенький город, но даже он для тебя недостаточно стерильный. Дай угадаю, ты не гуляешь по его улицам, лишь изредка по ночам, с нятянутым на голову капюшеном, или в какой-то из своих дурацких широкополых шляп, чтобы никакой случайный прохожий не узнал гениального инженера. А днем, днем ты сидишь в зашторенном доме и дергаешь за ниточки в своем паучьем царстве.
- Ты хорошо меня знаешь, Джим, - я невольно потянулся рукой к карману.
- Потянулся к платку, - улыбнулся Джим, он знал и это, - ну да, этот резкий запах хлорки, он так неприятен. Но даже он не перекрывает полностью вони нечистот. Странно, что ты еще респиратор с собой не притащил, мой стерильный друг. А ты знал, что помешанность на чистоте говорит о сексуальной неудовлетворенности?
- Прекрати, - ответил я, - ты же знаешь о моем отношении к сексу.
- Да, старина, я помню, что ты убежденный девственник. Эти липкие потные тяжело дышащие тела, что сплетаются в животном сладострастном экстазе, словно пара гадюк, что выползли из какой-то отходной ямы. Это так мерзко для тебя.
- Прекрати! - Я выхватил из кармана платок и с силой прижал его к носу. Легкий запах лесных цветов, исходящий от этого кусочка ткани, успокоил меня, внезапно подступившая тошнота отступила. - Не говори мне о таких мерзостях, как секс!