Я шла по ночному городу, наслаждаясь терпко-сладковатым запахом цветения. Наверное, мне стоило бы нападать и на женщин. Но их тяжелее соблазнить, не все они падки на женское тело. Да и мне с ними скучновато. У меня было много клиентов-женщин, Фрэнк обучил меня, как ублажать их. Я вспомнила тот первый и единственный раз, когда Фрэнк ударил меня. Именно тогда он сообщил мне, что теперь я должна буду спать и с женщинами. Я лишь пожала плечами и ответила что-то вроде - какая разница, лизать или сосать, не все ли равно. Ох и залепил же он мне оплеуху тогда. Он сказал, что мне надо в трущебах третьего круга давать в зад за корку черствого хлеба, а не обслуживать богатейших жителей города, если я думаю, что вся разница между мужчиной и женщиной в том, что у них между ног. Вот после того разговора я и стала постигать сложную науку удовлетворения женщин, тогда-то я и поняла, что они действительно совсем другие. И все же, женщины не были основной моей специализацией, по этому, их приводили ко мне гораздо реже, чем мужчин. Да и из всех моих посетительниц, мне запомнились лишь две, самая младшая и самая старшая.
Самой младшей было двенадцать лет. Эта напуганная девочка месяц копила карманные деньги, чтобы купить меня. И все же не слабые "карманные" деньги у дочери сенатора, ведь ночь со мной, как говорил Фрэнк, стоила примерно как двухкомнатная квартира в престижном районе Рондо. Родители этой девочки были очень богатыми и очень занятыми, поэтому она часто оставалась одна. Ей было холодно и страшно, и тогда она раздевалась и залезала в постель к старшей сестре. А потом, сестра научила ее разным "шалостям", и с тех пор девочкам никогда не было скучно в постели. Но сестра поступила в университет и поселилась в общежитии. А девочка осталась совсем одна. Когда она пришла ко мне, она сказала, что ей просто хочется чтобы ее кто-то обнял, хотя ее блестящие глазки говорили о совсем других желаниях. Да и для объятий не нанимают самых дорогих в городе шлюх. В общем, тогда я была ее старшей сестричкой, мои губы, пальчики и язык научили ее таким шалостям, которые ее настоящей сестре и не снились. Девочка ушла очень счастливой.
А самой старшей моей клиентке было сто тридцать восемь лет, возраст солидный даже с учетом возможностей современной медицины в Смайл-Сити. Я была ее подарком на день рождения. Так, как по медицинскому заключению врачей, это должен был быть ее последний день рождения. А поскольку старушка всегда любила молодых девочек, родственники подарили ей ночь с одной из лучших девочек этого города, ночь со мной. Это было забавно. Я помню, какой нежной и аккуратной мне приходилось быть, было бы крайне обидно, если бы старушка умерла прямо в моей постели. Она во время секса, рассказывала мне, что у нее уже третье сердце и шестая печень. Я еще удивилась тогда, неужели столькие пожертвовали жизнями ради нее, ведь без сердца и печени люди жить не могут. Я даже подумала, что жители Рондо используют жителей нищей окраины, как доноров. Она тогда еще посмеялась и сказала, что у меня очень кровожадные мысли. На самом деле для донорства выращивают клонов. Они рождаются и живут в специальных капсулах, а потом их убивают и разбирают на органы для пересадки. Где-то в Рондо есть так называемый "лес", сосредоточие этих капсул. А самих клонов называют "деревьями". Исследователи до сих пор бьются над вопросом, владеют ли клоны таким же сознанием, как у человека или искусственного интеллекта, но пока это остается загадкой. Все же, это не мешает людям использовать тела клонов, чтобы продлять собственную жизнь за счет жизней последних.
Я посмотрела на небо, полное россыпи мелких звезд. И все-таки странный этот город, и его жители. Неужели все всегда было именно таким? Но, одно я знаю точно, этот город нуждается в таких как я, в ночных кошках, которые будут держать мышей в тонусе.
Мне вспомнилось, как Фрэнк говорил мне об одном эксперименте. И я еще удивилась, чего он надумал мне это рассказать. Я уже не помню, как назывался эксперимент, и кто его проводил, эта информация не касалась моей работы, и я ее благополучно забыла. Но сама суть исследования мне почему-то запомнилось. А состояла она в том, что кто-то однажды надумал создать мышиный рай, чтобы понаблюдать, какой станет жизнь мышей в условиях близких к идеальным. Для тысячи мышей построили специальную колонию, где всего было в достатке, не было никаких опасностей для их жизни, и все мышиные нужды удовлетворялись крайне просто и быстро. И что забавно, кончилось это все для мышей весьма печально. Избыток еды и безопасность приводили к тому, что они разжирели и разленились. Старые особи не умирали, таким образом, для новорожденной молодежи оставалось все меньше простора. Потом и в размножении смысл пропал. Самцы перестали драться за самок. А многие из них начали вступать в гомосексуальные связи друг с другом. Кончилось все это упадком, деградацией и гибелью мышиного рая и его жителей, не приспособленных к реальным условиям жизни. Тогда Фрэнк высказал интересную мысль, что колонию можно было спасти, если запустить туда несколько голодных кошек. Конечно, самых жирных и деградировавших мышей сожрали бы, но это вынужденная жертва, а остальным удалось бы сбежать. Страх вернул бы их в чувства. Страх спас бы их от упадка и вырождения, позволил бы им вспомнить о своей истиной мышиной природе.
Но почему, плачущий клоун выбрал именно меня своей кошкой? Почему я способна любить, способна убивать? Ведь это невозможно для других машин в этом городе. Наверное, я какая-то дефективная. Но ведь, я одно из лучших творений гениального инженера. Неужели он так оплошал? Или он специально создал меня такой? Или это тот плачущий клоун изменил меня? Может, он умеет не только озвучивать мысли чужими губами, но и перемешивать свои мысли, воспоминания и желания с чужыми, что теперь мне уже и не понять, где я настоящая? Хотела ли я на самом деле убивать Фрэнка или это он мне внушил, что для него нет спасения? Все это уже не имеет значения! Плачущий клоун, мой новый Бог, открыл мне глаза. Этот город, Смайл-Сити, ждет такая же участь, что и мышиную колонию. Но его еще можно спасти, если посеять несколько зерен хаоса, если выпустить кошек на охоту. Это такая честь, быть его кошечкой. Муррр!
- Тише мыши - кот на крыше! - пропела я в голос, засмеялась и отправилась дальше.
Наконец-то я добралась до сточного канала, спустилась вниз и постучала в стальные двери. Два стука, пауза, три стука. Таков был наш условный сигнал. Я услышала звук открывающегося засова. На пороге стояла красавица-блондинка.
- Ну наконец-то, Кейт! Мы уже начали переживать!
- Все хорошо, Фиби! Немного задержалась с охотой. А как дела у остальных девочек?
- Все с победой, - ответила Фиби, когда я зашла и закрыла за собой дверь.
- А я даже с двумя, - радостно закричала Сисиль, тряся передо мной двумя откушенными членами.
- Молодец, Сисиль! - я погладила девушку по голове.
- Кет, тут очень сыро спать, - заныла Жозефина.
Я прекрасно понимала, что дело не в сырости, а в том, что она хочет спать со мной. Что ж, стоит иногда баловать девчонок, особенно, когда у тебя такое совершенное тело и ты умеешь вытворять такие вещи своим язычком.
- И того, в общей сложности, за это время мы кастрировали сорок шесть мужчин, - подытожила я, - они не смогут закрывать на это глаза вечно. Скоро им придется признать в нас угрозу. Посмотрим, готов ли ты Город Улыбок? Готов ли ты к революции шлюх?
Аркан VI . Влюбленные. Моя запретная любовь.
Длинные белоснежные волосы развеваются на ветру, так же, как и красивое голубое платье. Ярко синие глаза смотрят на меня с какой-то смесью презрения, снисхождения и обожания. Хочется подойти ближе, запустить пальцы в эти белоснежные волосы, и впиться в эти сладкие губы своими губами.
Чертова мелодия будильника возвращает меня в реальный мир. Я открываю глаза. Ну конечно, это был всего лишь сон. Хочется злиться, ругаться, сломать что-то, но все это глупо и бесполезно, словно какие-то детские обиды. Мне нужно принять это, ведь это - моя реальность, это - моя жизнь.
Будильник продолжает трезвонить, я хватаю его и с силой бросаю об стену. Удар прекращает звон, а целый и невредимый будильник рикошетом скачет по всей комнате, благо его прорезиненный амортизированный корпус делает его чуть ли не неуязвимым. Я тяжело вздыхаю.