- Лайла, загрузи текстуры готического особняка, - крикнул я.
- Должна вас предупредить, - ответил милый женский голос "умного дома", - что эта текстура находится в списке нежелательных текстур Бюро Нравственности, а значит ее использование может...
- Заткнись и выполняй! - Проорал я. - А то повторишь судьбу тех кукол!
- Слушаюсь!
Стены комнаты стали размытыми, мгновение и картинка сменилась, она становилась все четче, и вот я уже стою в комнате с приглушенным освещением. В углу - красивый старинный камин, внутри которого потрескивают горящие поленья, на стенах - сюрреалистические портреты, мебель - массивная и резная, возле окна появляется мягкое кресло. Ну вот, я в старинном особняке, где-то на окраине викторианского Лондона. И весь этот чертов Город Улыбок был просто кошмарным нелепым сном.
Я иду на кухню к большому серебристому холодильнику. Его вид быстро возвращает меня в современную эпоху. Достаю все ингредиенты для ужина и помещаю их в рабочую зону "техноповара". Ввожу команды на сенсорной панели управления. Ужин будет готов через пятнадцать минут. А пока можно и выпить. Наливаю себе виски, беру кусок буженины. Автоматическая мясорезка за секунду подает мне тарелку готовой нарезки, идеально ровные тонкие кусочки - отличная закуска. Еще раз заглядываю в холодильник, в отдельных камерах с блестящими сенсорными панелями управления лежат сотни разных деликатесов, хранящиеся каждый в своем температурном режиме. Здесь столько еды, что можно месяц не голодать, а с современными криогенными технологиями, она может стоять здесь хоть сто лет, и быть все еще пригодной к употреблению.
В голове всплывает давно забытое воспоминание. Грязный старый холодильник, почти полностью пустой, маленький мальчик в засаленной и местами рваной одежде бежит к матери.
- Мама, мама, я хочу кушать! Мамочка, почему ты плачешь?
Еще молодая, но уже изнуренная тяжелой работой и бедностью женщина, вытирает слезы.
- Сынок, просто мне нечем тебя накормить. Вот придет папа со смены, он принесет покушать.
Мальчик знает, что так и будет. Его папа не такой как у остальных, он не пьет, не бьет маму, и всегда приносит покушать. Мальчик знает, что папа приносит свой пай, который дают работникам, что он сам недоедает, но любой ценой старается накормить своего сына.
- Кевин, иди сюда! Давай еще повторим эти буквы.
- Но мам, я не могу учиться, когда так хочется кушать. Животик бурчит!
- Ты должен сынок, - мальчик увидел, как его мама пытается сдержать рыдание.
- Не надо мамочка! -Мальчик и сам начинает плакать. - Я выучу все! Я буду лучшим! Вырвусь отсюда, как ты и мечтала, и потом расскажу тебе о сияющем светлом Рондо, о месте, где все всегда улыбаются, и где много еды!
Я заметил, как капли падают на пол, одна, вторая, третья. Слезы! Это были мои слезы. За все годы пребывания в Рондо я плакал второй раз. Первый раз был тогда, когда пытался передать родителям деньги и еду. Но меня поймали. Гражданам Рондо строго настрого запрещалось самовольно помогать "неблагополучным" жителям второго и третьего кольца, только посредством специальных благотворительных программ. Когда я смотрел, как охранники топчут приготовленную для моей семьи еду, как скармливают ее собакам, пока где-то там за периметром мои родители и маленькая сестра голодают, тогда я впервые заплакал в Городе Улыбок. А потом хорошенько врезал одному из офицеров. За это меня избили и продержали две недели в карцере. Мне пригрозили, что если попытаюсь провернуть такое во второй раз, меня ждет суровое наказание, вплоть до строжайшей меры - смертной казни. И я, подавленный страхом, больше никогда не пытался помочь семье. Но и не плакал, больше никогда не плакал.
Родители, они знали, что прощаются со мной навсегда, когда меня, как лучшего ученика школы, забрали в Рондо. Они знали, что я не смогу им помогать, но они сделали так потому, что любили меня, потому что хотели, чтобы хотя бы я пожил полноценной жизнью. И я больше никогда не рисковал, чтобы их жертва не была напрасной. Я наслаждался всеми благами жизни, наслаждался за нас всех, подавляя в себе боль от осознания того, что не смогу разделить это с теми, кого так люблю.
- Вы плачете? Простите, я вынуждена буду сообщить об этом...
- Нет Лайла, - сказал я, аккуратно вытирая слезы, - просто, пролил немного виски! Я такой растяпа. Свяжи меня с Марком!
- Простой звонок, видео связь, голографический контакт?
- Простой звонок, ни его мерзкой рожи, ни тем более голограммы мне здесь ненужно.
- Слушаюсь, соединяю!
По комнате пошли длинные гудки, после чего я услышал знакомый голос:
- Привет, Кевин! Как дела? - послышался прохладный сдержанный тон инженера Марка Гольдмана.
- Марк, - ответил я, садясь в кресло, - мне нужны новые куклы!
- Это невозможно, Кэвин! Ты сломал восемь за последний год! Я не смогу тебя постоянно покрывать! Кто-то из Бюро рано или поздно узнает, что ты не уравновешен, у тебя заберут работу, а тебе назначат принудительную реабилитацию. Может тебе стоит самому добровольно обследоваться?
- Мне не нужно лечение! - Закричал я. - Я в порядке! Это твои куклы не в порядке. Они всегда всем довольны, и всегда улыбаются...
Ответом была тишина.
- Прости, - тихо добавил я, - может, и в правду, я немного не в себе!
- В этом вся изюминка моего изобретения, - голос Марка, все такой же спокойный и обжигающе холодный, звучал в комнате так, будто он сидел рядом, а не находился в другом конце Рондо. - Этим они и лучше живых женщин. Они не ноют, не жалуются, у них не болит голова, они не обижаются, но что самое приятно - выполняют все, абсолютно все твои приказы.
- Марк, она улыбалась, она улыбалась, когда я избивал ее, когда я превращал ее лицо в кашу. И те двое маленьких ублюдков тоже улыбались, пока я трахал труп их матери, и они улыбались, пока я избивал их, превращая их лица в металлически-пластиково-селиконовое месиво. Марк, черт побери, тебе не кажется, что с нами всеми что-то не так?
- Кевин, ты переработал, возьми отпуск и поедь в курортный сектор. Ты просто трудоголик.
Я лишь рассмеялся. Трудоголик? Я не работал физически ни часа в своей жизни. Вот мой отец, за жалкие гроши вкалывавший по четырнадцать часов на заводе был трудоголиком. А я сколотил себе состояние, читая людям истории о Боге. И только сейчас, спустя двадцать лет своей карьеры понял, что Бог давно покинул Город Улыбок.
- Марк, я ведь знаю тебя. Ты же пытался, хотя бы раз пытался?
- О чем ты, Кевин? - тон инженера стал еще холоднее, я это почувствовал.
- Марк, ты ведь не дурак, понял, о чем я. Плачущую куклу, хоть одну, но ты создал?
- Кевин, ты очень подставляешь меня такими вопросами!
- Марк, я давно знаю и уважаю тебя...
- Да, Кевин, я создал гиноида, способного плакать, но... они пришли за ним... - судя по голосу, Марк был зол. Это с ним бывало не часто. Я вообще не знал, что он способен на эмоции.
- Кто? Из Бюро Нравственности? - поинтересовался я.
- Нет, - Марк на той стороне провода замолчал, а потом добавил с акцентом на последнем слове, - ОНИ...
- Клоуны?! - я почувствовал, как стынет кровь в жилах.
- Я не хочу об этом говорить! Пока, Кевин!
По комнате зазвучали короткие гудки.
- Разъедини! И отключись сама!
- Отключиться? - переспросила Лайла.
- Да!
- Слушаюсь!
Стены вдруг стали размытыми, изображение задрожало и полностью исчезло. Больше никакого камина с приятно потрескивающими в нем поленьями, и прочего готического антуража, только голая комната с белоснежными стенами. Вот он каков, наш мир без прикрас.