Отчего-то процесс не вполне удался. Хотя все научные, исторические знания удалось сохранить, Гентун полностью лишился личностной памяти. Прежний Гентун исчез; родился новый. И все же… откуда в нем эти сожаления? Рядовые Ремонтники всегда принимали на веру предписания великих Эйдолонов.
Гентун часто наблюдал за мирным сном своих питомцев. Некоторые из них почему-то вздрагивали, будто откликались резонансом на крики и стоны давно погибшего, глубоко похороненного прошлого… будто ощущали агонию своих соотечественников, созданных из той же самой древней материи, из той же плоти поверх плоти… упрямо ползущих по перепутанным, раздавленным линиям своей судьбы, пока не достигнут оборванного, излохмаченного конца роковой пряди – и низвергнутся в безмерную утробу Тифона…
В полном соответствии с поставленной задачей. Канарейки в угольной шахте.
Тем самым доказывая – если это вообще правда, – что Ярусы не были игрушкой выжившего из ума Великого Эйдолона, а, напротив, являли собой последний шанс на спасение крошечного кусочка Вселенной.
Закончив инспекционный обход, Гентун спустился на защищенном лифте сквозь толщу наружных стен к истоку, откуда появлялись все его питомцы – к креш-яслям.
На внешнем лимбе креша Хранитель почтительно замедлил шаг перед зыбкой светопоглощающей завесой, за которой располагались ротационные питомники Формовщицы, где тихонько спали сотни свежих бридинг-заготовок, поджидая момент своего рождения – если он будет назначен. После ритуальной жестикуляции драпировка распахнулась, изливая золотой свет, теплой волной омывший Хранителя. Ему всегда нравилось приходить сюда, видеть это место, где вынашиваются, формируются и проходят сублиминальное обучение будущие поколения. По окончании младенчества их переводят на Ярусы, под неусыпное око умбра-смотрительниц – изящных серовато-бурых созданий, низкорослых и подвижных как ртуть.
Две умбры уже поджидали Гентуна возле широкого бледного полога родовой оболочки Формовщицы – попытка пересечь рубеж без сопровождения привела бы к активации непредсказуемых силовых полей и давлений. Втроем они поднялись выше, между экранами из зеленого желе и сверхъестественно неподвижными цилиндрами первородного льда, прямиком в лучистую изморось витрийона, внутреннего санктуария – в святое святых Формовщицы, куда заказан путь любой машине.
Здесь, на родильных площадках, устроенных в виде противовращающихся сфер, золотое сияние было особенно ярким. Кружевные спин-литники, как ветви ожившего, сумасшедшего кустарника, рассекали пространство серебряными вектор-дугами, жужжащими рукавами и ответвлениями окружая и рафинируя дюжину младенцев-полуфабрикатов, орудуя столь проворно и стремительно, что Гентун на самой высокой частоте восприятия не мог уловить их действий.
Последняя по счету Формовщица города Кальпы, хозяйка натальной алхимии креш-яслей, стояла на всех шести ногах у одной из родильных площадок. При виде Гентуна из глянцевого великолепия темных, окутанных силовыми полями инструментальных рук вынырнула небольшая голова. Варны Формовщиц и Ремонтников давным-давно и радикально разошлись по своему внешнему облику. Она молчаливо признала присутствие Хранителя и вернулась к импринтингу раннего слоя ментальных свойств – дрожащий комочек, покрытый тонкой белой шерсткой, жмурился изо всех сил, а его крошечные губы беспрестанно шевелились, будто он был готов проснуться при первом шепоте и распахнуть большие, выразительные глаза.
Формовщица отложила в сторону тюнинговый набор и присоединилась к Хранителю в обходе пристроенного крыла для прототипов.
– Не знаю, что еще можно сделать, – посетовала она, проскальзывая вслед за Гентуном между историческими стеллажами, где в гибернационных ложементах хранились вторичные предложения-прототипы населения Ярусов – отрезвляющий музей слишком далеко зашедших разработок, фатальных колебаний и просто заблуждений. Гентун и сам, помнится, допустил немало существенных просчетов на начальных этапах своей карьеры.
Он передал последние записи-наблюдения Формовщице, и та тут же пробежала их несколькими из своих многочисленных глаз.
– Ни указаний, ни приказов… – пожаловалась она. – Мне что, самой решать, как модернизирующие штрихи вносить – если это вообще можно назвать модернизацией – по собственной прихоти? Мы и так уже наделили некоторые экземпляры репродуктивными способностями – причем вне моего контроля. Это само по себе опасно, хотя и повышает их восприимчивость. Стоит только увеличить сенситивность, как они от малейшего ветерка примутся впадать в истерику – и погибнут от психологического стресса. А если сделать их поумнее, то они начнут вымирать от скуки.