Медитацию прервала неистовая возня. В промежутках между мяуканьем и шипением слышалось цоканье, потрескивание, костяное постукивание, а несколько раз и громкое стрекотание. Ясно. Одна из кошек гоняет свою жертву по ящикам – не птицу, конечно, если только у нее не выросли пластиковые крылья.
На вершине штабеля, четким силуэтом на фоне наружной стены возник Минимус – и стремглав кинулся вниз, целясь в нечто размером с пенал для египетских папирусов, – нечто, попытавшееся было удрать, но безуспешно.
Кот вместе с добычей глухо шлепнулся за ящик. После триумфальной охоты всегда следовала церемония доставки трофея. За принесенную дичь полагалась награда – что-нибудь вкусненькое, – восторженные восхваления и поздравления. Таков был заветный уговор человека с котом и кота с человеком. Бидвелл достал коробку с фигурными галетками сухого корма, которую он хранил на верхней полке, подальше от ящиков-трамплинов. И неспроста: урок пришлось заучивать несколько раз, прибираясь за томным от рвоты Минимусом – при всех своих замечательных качествах, кот любил обжираться, хотя никогда не ел то, что ловил сам.
Прошло несколько минут. Бидвелл сел за небольшой стол, специально отведенный под легкое чтение бессонными ночами, и включил старинную бронзовую лампу. Здесь он держал батлеровский «Путь всякой плоти» — резкая проповедь отказа от всего мирского делала текст вполне приемлемым. Потертый томик, разумеется, содержал пару заключительных глав, не обнаруживаемых ни в каких иных изданиях.
Едва Бидвелл устроился поудобнее, как из мрака вышел Минимус и прыгнул на столешницу, держа в зубах блестящую, как самоцвет, тварь. Старик шумно всосал воздух и отъехал вместе со стулом. Кот подарил ему косой взгляд, выплюнул добычу и плюхнулся на копчик.
Тварь – своего рода насекомое, хотя длиной с четверть метра и со слишком многочисленными конечностями – была в шоке. Она медленно извивалась длинным телом, подрагивая парой темных надкрылий, оттенком походивших на полированный спил мореного дуба. На надкрыльях насекомого имелось по одиночному символу – явно естественного происхождения – цвета слоновой кости. То ли какой-то знак, то ли буква неизвестного Бидвеллу алфавита. Насекомое вскинуло крупную, цикадных пропорций, голову, и фасеточные глаза сверкнули синими бриллиантами.
После Минимуса не осталось видимых повреждений, хотя движения насекомого были вялыми и слабыми. Кроткое даже в бедственную минуту, оно собралось с силами, пересекло столешницу и, замерев на краю, подобно умной игрушке, вновь вскинуло голову и застрекотало.
Под пристальными взглядами человека и кота насекомое направилось к стопке плотно уложенных пеналов из самшита, украшенных крупными египетскими иероглифами.
Минимус лизнул лапу.
Насекомое робко подошло к ближайшему пеналу, зашипело и застыло, опустившись на стол в позе удовлетворения, свершения.
Скончалось.
Кот потерял всяческий интерес и спрыгнул на пол.
Изумленный Бидвелл провел по контурам загадочного знака костлявым пальцем.
– Явился из времени, о котором я и понятия не имел… – пробормотал он.
Его тексты, сотни и тысячи текстов, работали наподобие линзы, фокусируя невероятное и извлекая из отдаленных эпох всяческие вещи, которые могли стать возможными лишь по истечении длительного срока – в полноте времен, если пользоваться витиеватым слогом. И полнота эта сейчас разрушалась, разваливалась на куски – зажимая и смешивая истории самым тревожным образом. Если не предпринять дополнительных шагов, будущее примется кап-кап-капать в их настоящее, как молоко из треснувшей крынки.
Они могут достичь конца скудного запаса своего времени через несколько суток или недель, и тогда – путаница, кошмар, замкнутые петли повторений; последний ошеломляющий, непредсказуемый, моросящий дождик из фальшивых возможностей и надежд.
Терминус.
Уж не оказался ли он в подобной петле? Хотя нет: появление девицы – своенравной молодой женщины, составившей ему угрюмую компанию, – доказывало, что это не так. Имелась еще одна возможность, еще один шанс предвосхитить неизбежное.
Она вернется. Должна вернуться. И камни соберутся вновь.
Всю жизнь он ждал и готовился к этому событию. Он испытывал страх – разумеется. И своего рода радость. Под руками имелась срочная работа – вступить в кое-какие контакты, организовать группы, защитить детей – благословенных детей. Конечно же, они придут к нему, как в новую семью, чтобы заменить собой прежних – тех, кто не справился или сгинул, – дети, которые уже сейчас пробиваются к свету подобно весенним цветам. Это невероятно! С ними не сравнится ни один из томов с мутирующими текстами.