Джек нашел собачьи консервы, опрокинул содержимое банок в миску и театральным жестом поставил ее в клетку:
— Набивайте себе животики, мои славные. Полеты закончились. И возможно, вкусное пропитание. На долгое-предолгое время.
Крысята прикинули шансы на пиршество цыпленком, сопоставили их с наличием еды у самых своих лап, после чего обиженно принялись отщипывать кусочки.
Он присел к столу, развернул газету из больничного вестибюля. Полистал раздел объявлений, надеясь наткнуться на то, чего сам не помнил. А вот и искомое, в середине последней страницы: тот самый текст, который прочли его глаза, пока сознание Джека витало в другом месте. Нахмурившись, он притронулся к коротенькому объявлению — очень коротенькому — тут же отложил вилку и непроизвольно поерзал на табурете. Оглянулся на сетчатую дверь, выходившую на заднее крыльцо. Что-то там стоит, поджидает? Нет…
Джек вновь взялся за еду — слишком вкусную, чтобы дать ей пропасть зазря, — но время от времени бросал взгляд на объявление, пока наконец не вырвал его из газеты и не убрал себе в карман.
Остатки таблоида он сунул в мусорное ведро, которое Эллен держала под раковиной.
Разговор, доносившийся из-за прикрытой двери, звучал оживленно, хрипловатые, хотя явно женские голоса что-то воодушевлено обсуждали, а после нескольких бокалов вина их тембр вообще дал понять, что дамы принялись резать правду-матку. Добрая горячая еда расслабила гостей.
Эллен решила, что момент назрел. Она подала десерт. Затем, подталкивая Джека в спину, вывела его в обеденную залу и сама встала рядом, откинув легкую кисть одной руки в сторону, а вторую удерживая у поясницы, внешне напоминая кутюрье на показе новой коллекции.
За дальним концом длинного дубового стола две женщины постарше выжидательно умолкли.
— Я уже рассказывала вам про Джека, — заявила Эллен. — Он работает на улице. Баскером!
Гостьи округлили глаза, затем искоса переглянулись, словно им было что сказать, но что никто и никогда их не подловит за этим занятием — во всяком случае, не в присутствии хозяйки. Дамам хорошо за пятьдесят, обеим не помешало бы записаться в группу здоровья, да и почаще бывать на солнышке. Бабушкины очки, шелковые брючные костюмы — впрочем, рыжая гостья одета в джинсу со стразами, — дорогой маникюр, модный перманент. Джек мгновенно дал им оценку: зарабатывают не меньше сотни тысяч в год, лакомые кусочки для уличных профи. Одна, пожалуй, лесбиянка — интересно, она сама-то об этом догадывается? При обычных обстоятельствах он бы с радостью разлучил их с максимально возможной суммой денег.
Со своей стороны, гостьи Эллен разглядывали его с цивилизованной прохладцей: слишком молоденький, подозрительно хорошенький, с загадочной, чуть пугающей перчинкой, приглашенный в недра их феминистской твердыни нарочно — это понятно, — но почему?
Джек внутренне простонал, засим отвесил церемонный поклон.
— Сударыни, благодарю за восхитительный ужин. Не смею более докучать вам своим присутствием.
Он попытался было улизнуть на кухню, но Эллен твердо придержала его за локоть.
Дамы обратили лица к хозяйке, ища указаний. Эллен притворно-застенчиво сложила руки на груди.
— Джек мой друг, — сказала она.
— Какого сорта друг? — спросила та, что постарше.
— И что значит «работает на улице»? — подхватила ее рыжеволосая соседка, отличавшаяся довольно приятными округлостями. — И что это за слово: «баскер»?
— От старофранцузского busquer, то есть рыскать, как, например, рыщет носом судно, пытаясь найти правильный курс, — процедила старшая. Для нее Джек был колючей песчинкой, крохотной занозой, источником мелкого раздражения.
Эллен снисходительным, учительским жестом показала Джеку: мол, объяснитесь. На один жаркий миг он решил, что она ему ни капельки не нравится.
— Я бродячий актер, — пробормотал он. — Показываю фокусы. Жонглирую.
— Зарабатываете? — вскинула брови рыжая.
— С девяти до трех. Как в банке.
Они не ответили встречной улыбкой — хотя у рыжей дрогнули уголки губ. И что у него общего с Эллен? — словно хотела она сказать. Такой худой!
Старшая обвела стол глазами, широко распахнутыми за толстыми стеклами очков.
— Для нас можете выкинуть какой-нибудь трюк?
Джек немедленно встал в первую балетную позицию, склонил голову, будто в молитве. Вскинул руки — пальцы щепотью, — как если бы собрался играть на кастаньетах, и замер. Дамы ждали. Напряжение росло.