– Итак, дети, главное в этой жизни – мечта. Она наполняет каждое наше действие смыслом. Именно поэтому я дарю вам её: мечту о лучшей жизни. Разве это не щедро с моей стороны? А, дети?
– Лучше бы это была еда, – упрямо повторил Тимми, сердце которого уже какое-то время дрожало в груди как птичка в клетке, поэтому голос прерывался помимо его воли.
– Удивительный пример приземлённого характера! – досадливо цокнул языком господин Олхейт.
– Ох, ну что Вы, господин мэр, Тимми просто устал и, как сами видите, не вполне здоров, поэтому ему должна… кхм… может быть простительна некоторая… приземлённость, – директора приюта сам не знал, что говорит, но он был так напуган перспективой лишиться ещё хотя бы части пособия, поэтому был готов задобрить гостя любыми способами. – Мы благодарим Вас за столь щедрый и мудрый подарок! Вы правы: мечта очень важна для каждого человека! Вы как всегда очень проницательны: детям действительно не хватает возвышенных мыслей.
Воспитанники с удивлением воззрились на господина Хэпсона: никогда ещё они не слышали столь пространных и унижающих слов в свой адрес от него. Вместе с тем тот почтительно взял плакат и проводил засобиравшегося мэра до двери.
Директор приюта знал, что ребятам будет больно видеть плакат перед глазами, поэтому намеревался положить его в ящик своего письменного стола, однако Тимми, поддерживаемый с двух сторон Рози и Джеком, подошёл к нему и попросил отдать подарок мэра ему.
– Хотя бы ненадолго, – попросил он. – Я бы очень хотел рассмотреть его.
Господин Хэпсон не мог отказать мальчику, который, казалось, и без очередного визита врача знал, что его дни сочтены.
Получив плакат, Тимми с помощью ребят дошёл до кровати и почти упал на неё: силы были на исходе, а сердце всё сильнее ощущалось в груди.
Проводив их долгим взглядом, мужчина достал из кармана часы, что он всегда машинально делал в сильном волнении, посмотрел на них невидящим взглядом, а затем, быстро натянув на себя пальто, вышел на улицу.
В это время троица расположилась по обе стороны кровати Тимми и рассматривала яркие картинки на плакате.
Отдельной комнаты у Тимми не было. Дети жили в двух больших комнатах на втором этаже дома: в одной – девочки, в другой – мальчики. Это были большие комнаты с деревянным полом и заколоченными на зиму окнами, отчего света в комнате почти не было: лишь свечи зажигались на время подготовки ко сну.
– Ах, как бы я хотела иметь такую же прекрасную семью, – вздохнула Рози и подпёрла щёчку рукой, любуясь.
– Я хотел бы создать такую семью, – откликнулся Джек. – И чтобы можно было взять ещё детей из такого же приюта как наш.
– Да, это было бы чудесно, – поддержала его девочка. – Я бы тоже так хотела.
Они переглянулись и смущённо улыбнулись.
Тимми же, словно загипнотизированный, смотрел только на женщину, даже не слыша слов сестры и друга.
– А я… Я хотел бы иметь маму.
Дети печально вздохнули: конечно, это была мечта каждого ребёнка здесь. Даже те, чьи родители живы, очень хотели скорее вернуться домой, именно к маме.
Джек не помнил мать, как и его друзья, поэтому им было сложно представить, что же именно делает мама, но они просто отчаянно хотели быть обнятыми и приласканными нежной женской рукой.
– Тимми, полежи немного. Скоро будет ужин, я тебе принесу, – Рози осторожно коснулась плеча брата, прося прилечь. Джек взял из его рук плакат и приладил его между прутьями спинки стула так, чтобы мальчик мог видеть нарисованную семью.
-3-
Господин Хэпсон вернулся к ужину – картофельной похлёбке, которую старшая из девочек – семнадцатилетняя Китти деловито разливала в миски из большой кастрюли. Директор приюта знал, что дети не притронулись бы к еде, пока он не пришёл. Так решили старшие воспитанники, и никто не возражал.
Господин Хэпсон устало упал на стул, согласно кивая детям, напомнившим ему о необходимости помыть руки. Ему надо было отдышаться от быстрой ходьбы.
– У меня для вас сюрприз, дети, – улыбнулся он и поднял в воздух бумажный и тяжёлый на вид пакет. – У нас сегодня будет настоящий десерт!
Взволнованные, ребята с трудом сдерживались, чтобы не подбежать и не заглянуть в пакет, оставленный директором на полу возле его стула. Те, кто сидел рядом с ним хотели было заглянуть внутрь, но, к сожалению, им это не удалось: верх пакета был плотно загнут вниз.