Через два месяца службы у нас сложилось боевое братство: я, Санек и Славян. Мы все были из одного призыва.
Дружба началась с того, что Санек отдал нам со Славяном все сигареты из первого своего боевого пайка. Обычно некурящие меняют их на что-нибудь нужное, но он сделал это совершенно бескорыстно. В ответ, через неделю мы позвали его выпить водки, которую Славян раздобыл у местных, оставшихся охранять от мародеров свои дома.
– Пацаны, а я все забываю спросить откуда вы? – Санек закусил раскисшим словно сопля соленым огурцом из трехлитровой банки, которую мы нашли вчера в подвале разбомбленного частного дома, и вопросительно посмотрел на нас.
Славян как всегда молчал. Он задумчиво курил после выпитого полстакана.
– Слышь, зема, не обмораживайся, – обратился Санек к нему.
Славян посмотрел на него, затем взглядом показал на меня, что означало: “вот он ответит”. Выпитые полстакана подняли мне настроение, и мне захотелось немного поприкалываться над Саньком.
– Мы из города, в котором солнце бывает только ночью.
– Не, ну пацаны, хватит прикалываться. Че как дети малые? – обиделся он.
Обиделся, конечно, громко сказано. Как потом я узнал, обидеть Санька было совершенно невозможно по причине отсутствия у него какого-то слишком серьезного отношения к себе, да и ко всему миру тоже. Говорят такое восприятие действительности здорово помогает на войне.
– Мы из Питера.
– А что за херня с солнцем?
Оба смотрели на меня, ожидая пояснений. У Славяна тоже была своя особенность, которая, как оказалось впоследствии, очень востребована на войне – полное отсутствие воображения. Жизнь в рабочем районе научила его сдержанности в проявлении любых чувств. Никогда нельзя было точно знать какие эмоции он в данный момент испытывает. И сейчас он молча ждал ответа, не показывая однако при этом особого интереса.
– Понимаешь, – начал я, – в Питере, как правило, все время идут дожди. Скажи, Славян.
Тот утвердительно кивнул в ответ.
– И только весной, обычно в мае, когда начинаются “белые ночи”, небо проясняется, но бывает это по большей части ночью. Поэтому вот так, понимаешь…
– Прикольно, – засмеялся Санек.
– Похоже, типа, – Славян тоже усмехнулся и налил очередные полстакана.
Так завязалась наша боевая дружба. Совместное времяпрепровождение: сидение под обстрелами, редкие попойки, вылазки на передовую под огнем противника, и даже тягание гири в тылу на переформировании, располагает к дружбе.
– Славян, а вот ты почему все время молчишь?
Санек завел свое любимое развлечение. Он постоянно подкалывал Славяна. Долговязый, нескладный и молчаливый, Славян служил объектом его постоянных незлых шуток, на которые тот только молча улыбался.
– Почему ты никогда не участвуешь в общем веселье? – Санек опять улыбался и смотрел куда-то в сторону Астрахани. – Чуете, обстрел кончился? Намаз че ли? – Спросил он сам себя. – Славян, посмотри сколько времени.
Усиленное громкоговорителями, далекое пение муэдзина волнами докатывалось до нас. Смутное предчувствие пробежало холодком по спине. Тоска сжала сердце. Моментально все вокруг будто поблекло, силы покинули тело, оставив только бескостную желеобразную плоть, которой невозможно даже пошевелить.
– Восемь, – как всегда коротко ответил тот.
– Вот никак я не пойму этих придурков. Водку пить нельзя, а наркотой себя глушить – это можно. Миха, вот нормальные они?
– Черт их знает, – выдавил я из себя.
– Но неужели не понятно, что если наркотики таким богом не запрещены, то это не настоящий Бог?
– Они так не думают…
В этот момент мы услышали вой крупнокалиберных мин. Почти сразу недалеко ухнули взрывы. Плотность огня говорила о серьезном намерении моджахедов похоронить нас прямо сейчас и без отпевания.
– Всем включить систему видеосопровождения, – раздался в наушнике приказ лейтенанта. – Всем готовиться к отражению атаки после минометного обстрела. Выход из укрытий по получению приказа.