– Много дел у вас еще, ребятушки. Вам еще полюбить надо. Баб-то поди толком и не видели.
– Дочка у меня уже, – гордо ответил Санек. Потом немного замявшись закончил, – правда родилась уже после того как меня забрали, только по видеосвязи смотрел.
Сергеич покачал головой, как бы подтверждая свои мысли.
– А чего там учиться? В каждой второй книжке про это написано, – закутавшись в дым последней затяжкой, спросил я.
– Написано-то написано, но никто не научит тебя любить. В этом, брат, и наука, которую каждый сам проходит.
– Ты, Сергеич, хочешь сказать, что любви нельзя научить?
– Ну так, конечно. Это, кажись, единственная наука, которой нельзя научить. Читать, писать, числа складывать-перемножать, в космос летать – это пожалуйста, а вот любить – нет, поэтому книжек и фильмов про нее так много, что никто своей любови научить не может. Ну дико звучит: “научить любви”, правда? У каждого человека она своя. Один раз приходит или несколько, это не важно, главное любовь раз, и пришла, она твоя. Запомниете, ребяты: никто не научит вас любить вашу жену. Вы ее или любите, или нет.
– Как это?
– А вот, Саня, ты свою жену любишь?
– Понятное дело, – широко улыбнувшись, ответил он.
– Это хорошо. А вот, допустим, женился ты по “залету”, по пьянке все получилось, и тебя с души воротит от нее, а она мать твоего ребенка, между прочим, а твоя мамка, допустим, учит: “Люби ее, сынок. Она такая красивая и хозяйственная”. Ты смотришь, действительно она и хозяйственная, и симпатичная, и тебя, и ребенка любит, а тебе она что пустое место. И ничего ты сделать с этим не можешь. И хоть будешь ее целовать и ласкать, как в книжках написано или в кино, а милее она тебе не станет. Или наоборот: все говорят и плохая она, и дурная, и некрасивая, а тебе все нипочем. Жить без нее не можешь. Вот и получается, что любовь такая штука, которая только твоя бывает. И слова, и прикосновения всякие только твои, и никто тебя ничему в этом деле не научит.
– А как же: стерпится – слюбится?
– Да все также. Если и “слюбится”, так это у тебя слюбится, через какое-то время, через твое душевное движение…
Рядом ухнул сто пятидесяти миллиметровый. Нас слегка присыпало землей из дырки над головой. Все стихло, обстрел, похоже, закончился.
– Сергеич, вот ты сказал: “не торопитесь помирать”, а как же Родину защищать, если не быть готовым умереть?
Санек смотрел не на Сергеича а вглядываясь в световой столб, в котором после взрыва мириады частичек пыли плотной темной массой хаотично метались, гоняемые разными движениями потревоженного взрывом подвального воздуха, пытался что-то рассмотреть. Частички, отчаянно пометавшись, вылетали из света, уступая место новым.
– Саня, вся подлость ситуации заключается в том, что войну не мы, простые люди начинаем, а вот воюем за Родину мы, то есть народ, когда враг приходит в наши дома. В Великую Отечественную Гитлер начал воевать с Советами, а побежден был русским народом.
– Как это? – спросил я.
– Очень просто: нападал на Советский Союз, считая что русские его поддержат против “красного ига”, но слегонца ошибся. Никто не любит, когда их убивают, и русские тоже не исключение.
– То-то мы потеряли две трети страны и еще теряем, – зло ответил Санек.
– Не мы войну начали, но нам ее заканчивать.
– Чего же ты, Сергеич, не воюешь, а? – Санек теперь смотрел на него, а не на пыль.
– Какой от меня толк теперь? Я очень давно здесь родился, здесь и умру. А от вас сейчас какой толк? – Сергеич посмотрел на нас, а затем сам ответил на свой вопрос. – От вас тоже сейчас никакого толка нет. С “пукалками” против тяжелой техники вам ничего не сделать. Вы сюда придете, но позже, когда сможете не одной доблестью с голой жопой против ракет воевать, а так, чтобы враг в страхе бежал и желание воевать с нами у него ближайшие лет двести не возникало. Так всегда у нас: сначала нас бьют, а потом мы их. Только учиться для этого надо, а не на Бога надеяться. Бог он ведь возможность дает, а мы вольны этой возможностью воспользоваться или нет.
– Господь разве не всем управляет от начала и до конца, как нас учили? – Мне просто стало интересно, что Сергеич ответит на это.
– Всем, – покивал он головой в ответ, – но и наша воля есть. Господь просто знает, что случится дальше при том или ином нашем выборе, но выбор все равно за нами. Ангелы-хранители борются с чертями всякими за наши души, вот мы и выбираем тот или иной путь. А черти – это, кстати, а может и некстати, наши неправедно жившие предки. Поэтому борьба все время идет промеж наших бабушек-дедушек, а не каких-то абстрактных ангелов-чертей. Правда, по-старинке удобнее все именовать, привычнее как-то.