Я присмотрелась внимательнее, пытаясь определить мотивы его поведения. Интуиция молчала, хотя обычно она подсказывала правильный ответ – особенности личных способностей ведающей. Наконец, спустя пару минут игры в гляделки, я обнаружила то, что искала.
- Какая муха тебя сегодня укусила?
- Ну-у-у,- насмешливо протянул в ответ мужчина, - у этой мухи коричневые волосы, невысокий рост, почти черные глазюки и отвратительные предпочтения в одежде. А еще она с почти нимфонаской любовью относиться к косметике. Нет, серьезно, ты видела, каким слоем она наносит на себя всю эту штукатурку?!
- Гоша.
- Я, конечно, могу что-то не понимать в женщинах…
- Гоша!
- Ладно, не обижайся, - миролюбиво ответил мужчина и в знак того, что сдается, поднял обе руки ладонями вверх. – К черту Зо! Но насчет Остревского я не отстану. Не в этот раз! Если ты беременна…
Гоша не договорил, оставив конец фразы молчаливым упреком повиснуть между нами. Вместо этого, на последнем слове, он встал с дивана и посмотрел на меня уже сверху вниз.
В Гоше было около ста восьмидесяти сантиметров чистой дури, любопытства, назойливости и военной подготовки. Во мне – всего лишь метр шестьдесят три сантиметра упорства, сдержанности, замкнутости и ответственности. Даже на высоких каблуках я доставала мужчине едва ли только до кончика носа.
- Это не твое дело, - спокойно произнесла я. – Даже если я беременна.
- Ты должна сказать отцу! – настаивал мой оппонент. – Особенно в случае, если ты беременна. Одна дело тра… спать с ним, таскаясь по гостиницам, другое дело… Вы уже пару лет вместе, в конце концов!
- Гоша… - я подумала о том, чтобы в который раз за последние несколько минут произнести фразу «не твое дело», но потом осеклась. Сейчас это было бесполезно. Да и я порядком устала за день настолько, что на очередную бесполезную дискуссию меня не хватит.
Тема отношений с Мишей всплывала с разговоре с Гошей через раз. В отсутствии отца, конечно. Гоша навязчиво и с завидной периодичностью, даже чаще чем я отчитывала Зо, упрекал меня в скрытности и настаивал на том, чтобы признаться во всем отцу, представить «своего Остревского» как законного ухажера или даже жениха. Я отмалчивалась, чаще всего, или пыталась убедить мужчину в том, что сама разберусь со своей жизнью, или в том, что мои отношения с Мишей – не его дело. Диалог заканчивался примерно на том же месте, с которого начинался. Мы с Мишей продолжали встречаться, Гоша продолжал об этом знать, отец прибывал в счастливом неведении. Ничего кроме бесполезного сотрясания воздуха этот разговор с озаботившимся морально-этической стороной моей личной жизни начальником службы безопасности не давал. Может, только выматывал меня морально.
- Лучше направь свою энергию в мирное русло. Найди мне информацию по Ренате Долговой.
Гоша переключился моментально. Кажется, мужчина догадался, что я сейчас не в состоянии еще и с ним обсуждать мою поездку в репродуктивный центр.
- Кто такая? Где живет? Сколько лет? Клиентка или конкурентка?!
- Школьная учительница. Живет, там же где и работает, по всей видимости, в «столице». На вид лет тридцать. Больше не могу ничего сказать.
- Катастрофически мало.
- Гоша, я верю, ты сможешь сотворить чудо, - ответственно заявила я.
После чего развернулась и направилась к выходу, бросив напоследок, что ужинать не буду. Гоша передаст Иосифу. А мне срочно требовалось замкнутое пространство, одиночество и тишина.
- Так она клиентка или конкурентка? – задал мне в спину вопрос мужчина.
- Ни то, ни другое.
Моя умершая мать любила антиквариат. И классику.
Наверняка она разбиралась в архитектуре и искусстве куда лучше меня, потому что строительство этого особняка в том виде, в котором он находился сейчас, было полностью ее идеей. Насколько я, разумеется, знала.
Отец не любил говорить о ней. Даже имя ее вот уже двадцать лет предпочитал не слышать. После похорон матери, буквально спустя пару дней, отец приказал Иосифу избавиться от всех ее вещей и фотографий. Остался только этот дом, как живой памятник, который он наотрез отказался перестраивать или как-то видоизменять. Хотя на тот момент, бизнес отца уже вышел на неплохие годовые обороты, и мы вполне могли позволить себе подобную блажь.