Выбрать главу

Сон пришел быстро, но выспаться вопреки ожиданиям мне не удалось.

 

Это всегда начиналось с головокружения и потери ориентации в пространстве. Несмотря на то, где я находилась или что делала.

Я могла работать. Или заниматься сексом. Или как сегодня, спать. Это всегда начиналось одинаково, сколько я себя помнила. Головокружение, потом потеря ориентации в пространстве – в детстве я думала, что таким образом «взлетала» - а потом начиналось «падание».

Если я в этот момент не спала, то мои глаза обязательно закрывались, и я теряла контроль над своим телом – оно оседало и вместе с моим сознанием начинало падать.

Это было опасно. Если в момент падения я оказывалась где-то одна – на улице или дома – потеря контроля над телом вела к серьезным травмам. Не счесть количества сотрясений и шишек на голове, которые я успела заработать, пока не поняла, что в момент начавшегося головокружения мне следовало тут же прислониться к вертикальной поверхности и осесть по ней вниз.

После падения, которое всегда длилось разное количество времени, шло «приземление». Я оказывалась в месте и событии, которое еще должно было произойти.

Сегодняшнее падение длилось… «быстро».

Хотя в такие моменты я теряла ход времени, для себя продолжительность этого периода я классифицировала как «быстро», «средне», «долго» и «очень долго».

Чаще всего случались быстрые падения. Они не доставляли неудобств и зачастую показывали события, которые должны были произойти через несколько часов или дней.

Дальше по степени возрастания дискомфорта шли падения средние. Они случались со мной время от времени и показывали события с отсрочкой в несколько месяцев. После этих падений я около суток испытывала слабость и мигрень.

Долгие падения были по-настоящему редким явлением. События, о которых они рассказывали, должны были произойти через год, как минимум. А то и через несколько. Последствия, которые наступали после возвращения из долгих падений, были по-настоящему опасны для здоровья. Мигрень и слабость могли длиться от недели до месяца. Сопровождались они, зачастую, тошнотой, удушьем, кровотечениями из носа, ушей и глаз, неврозами и тремором. Мое сердце могло несколько минут скакать, как умалишенное, а спустя время замедлиться, как у больного с брадикардией(4*).

Никакие лекарства в борьбе с симптомами после падений не помогали. Я перепробовала огромное количество таблеток и уколов от традиционной медицины, и не меньшее количество отваров и обращений, которые знали ведающие. Бессильны оказались все.

Однако, если долгие падения, я еще могла как-то пережить, перетерпеть и даже смириться с их существованием, то с падениями из категории «очень долго» я мечтала никогда больше не сталкиваться. Потому что одним из последствий, с высокой долей вероятности могла оказаться смерть.

Моя мать обладала способностями видеть будущее. Ее жизнь закончилась как раз после очень долгого падения. Вернувшись, она впала в кому. Врачи ничего не смогли сделать. Нам с отцом оставалось только попеременно дежурить у ее кровати, ждать и надеяться. Через неделю сердце матери остановилось. По естественным необъяснимым причинам, согласно записи о вскрытии. С тех пор отец возненавидел все, что было связано с ведающими, Силой и личными способностями видеть будущее, которые мне по наследству передала мать.

За всю жизнь мне самой не повезло пережить два очень долгих падения. Первое случилось в детстве. После него активизировались мои личные способности и потенциал ведающей. Других последствий, слава Силе, не было.

Второе очень долгое падение произошло около четырех лет назад. Я предпочитаю лишний раз не вспоминать это время, так как результатом этого падения оказалось серьезное помутнение рассудка, галлюцинации и кажется синдром навязчивого состояния. Потому как иначе цепь последующих событий я объяснить не смогла.

 

Я «приземлилась» ранним утром – еще до захода солнца – в переулке-тупике, окруженным высокими домами с двух противоположных сторон и забором-сеткой, за которым располагалась свалка, с третьей. С четвертой стороны – напротив сетки была подъездная дорога, на которой припарковалось шесть машин - пять полицейских и одна серебристая хонда. Я разглядела ее номер – местная, «столичная».