- Ты видела?
- Нет, слава Силе. Но читала. И разговаривала с тем, кто проводил такое обращение. Самый ужас заключается в том, что жертва, если это, конечно не неодушевленный предмет или символ, должна оставаться живой. Сила забирает живой дар. Как бы я хотела назвать тебе имя того ведающего, но если обращение проведено правильно, от него не остается следов. Сила забирает дар. А когда призываемый приходит на место призыва, все линии и символы тоже исчезают. Следов после проведенного обращения о призыве никогда не остается.
- Но наш мальчик мертв. И на месте, вон лежит в центре этой звезды, изрезанный какими-то… сигиллами, да?!
- Да. Вот тут начинаются нестыковки. Почему я считаю, что работал не профессионал?! Сила не приняла жертву. Мальчик на месте. Но мертвый. Линии тоже на месте, значит, само по себе, обращение не сработало. Хотя я вообще не слышала о случаях, когда Сила дар не приняла, а призыв, тем не менее, сработал. Схема обращения кажется похожей на то, что я тебе рассказала, но меня смущают сигиллы на теле мальчика. Я не знаю их значения. Они кажется каракулями. И, кстати, ни при какой модификации обращения о призыве не должны присутствовать на теле жертвы. А еще время проведения ритуала – не люблю полагаться на интуицию и предчувствие, но полночь очень символична. Для тех, кто верит в сверхъестественные силы, потусторонние миры, экстрасенсорику, реинкарнацию и прочее. А вот ведающим все равно, когда проводить то или иное обращение. У Силы нет понятия дня или ночи. Да, и остается последний нюанс. Обращения, настоящие, могут проводить только ведающие. Как собственно рисовать сигиллы и варить отвары. Если этим будет заниматься человек, то ничего не получится. Сигиллы будут обыкновенными бессмысленными символами, отвары – непонятным варевом и бурдой, а обращения – просто глупыми ритуалами, не имеющими под собой никакой магической подоплеки.
- То есть портрет нашего убийцы – человек, который каким-то образом узнал о ведающих и их обращениях и решил воспроизвести одно из них самостоятельно?!
Таня кивнула, соглашаясь с выводами знакомого. Хотя при таком уровне откровенности, можно было предположить, что Юра являлся ведающей другом. Я присмотрелась внимательнее к лицу женщины, пытаясь найти в глубине ее карих глаз подтверждение своей гипотезы или нечто большее, скрытое Таней от окружающих.
- Юрий Валентинович, - мужчину окликнул забавный толстяк в штатской удобной одежде и потертой кепке, вынырнувший откуда-то из-за противоположного угла. Хотя, казалось, там был тупик и сетка, отгораживающая свалку.
Толстяк бегло окинул взглядом место происшествия и, найдя фигуру в плаще, засеменил в его сторону. Поравнялся с Таней и Юрой он буквально через пару минут.
- Что случилось Обухов? – то, каким тоном мужчина обратился к толстяку, натолкнуло меня на мысль, что Юра и ему являлся начальником.
- Там в сетке огромная дыра. Думаю, бомжи шастают через нее на свалку и обратно. Дыра прикрыта какими-то картонками так, что со стороны не заметишь.
- Очень познавательно, – съязвил Юра. – Какое это отношение имеет к нашему убитому?!
- Погибшему, - аккуратно, но непримиримо поправил толстяк, - я пока не могу с точностью определить причину смерти!
- Обухов, ближе к делу!
- Я нашел одежду мальчика. И его читательский билет в городскую библиотеку.
Толстяк передал Юре герметичный пакет с документом.
- Нашу жертву зовут Станислав Рыбчик. Тринадцать лет.
Я проснулась за час до звонка будильника, но так и не решилась подняться с кровати. Лежала и смотрела, как за окном постепенно занимается рассвет. А потом прозвенел будильник, и у меня не осталась выбора.
Утренний душ, после которого я натянула спортивную форму, обула кроссовки и отправилась на пробежку.
Под звуки трансовой музыки и мерные движения ног было легко думать и принимать важные решения.
Закономерно, что после того, как я перестала принимать руту по утрам с чаем, падения должны были вернуться. Но не скажу, что ожидала этого с нетерпением.
Падения были тем ключевым фактором, из-за которого четыре года назад я предпочла заблокировать личные способности полностью. Хотя подсказок интуиции мне за эти годы действительно не хватало.
Смерть мальчика, которого, по всей видимости, убьют через несколько дней, не вызывала ничего кроме спокойного сожаления. Предотвратить ее я не могла – будущее, раскрытое мне, по тому или иному замыслу, падениями, всегда оставалось неизменным.