- Ну и вопрос с утра пораньше, - спустя несколько минут, справившись с куском, явно вставшим поперек горло, ответил он. – Кто ты? И что сделала с Оксаной, которую я знаю?
- А если серьезно? Я никогда не спрашивала тебя о бывших и если это не мое дело, больше не подниму эту тему. Но все-таки? Ты успешный, симпатичный, без вредных привычек – не поверю, что в твоей жизни не было кандидаток на вакантное место спутницы жизни?!
- А ты в курсе, что твой отец считает тебя чуть ли не старой девой?! – вопросом на вопрос ответил собеседник. Я вздрогнула. – Он как-то обмолвился, что в школе ты практически безвылазно сидела дома. Потом был университет в «столице» и твое возвращение обратно домой после его окончания. И ты снова безвылазно сидишь дома. Почему?
Я посмотрела на мужчину в упор. Молча доев остатки завтрака, я сделала глоток кофе напоследок и, встав со своего места, спокойно направилась в прихожую к телефону и сумке.
- Оксана!
Миша выскочил вслед за мной.
- Глупо обижаться на правду и попытку сблизиться. Откровенность за откровенность!
- Прости, я не запомнила момент, когда мы в наших отношениях перешли к торгам. И обсуждению друг друга за спиной.
- Это было не обсуждение за спиной, - мужчина виновато посмотрел на меня исподлобья. – Виктор сам завел этот разговор. Наверное, хотел посоветоваться, так как очень за тебя беспокоиться. Переживает. Предполагает, что история с самоубийством матери не отпустила тебя даже спустя столько лет!
Я вздрогнула, почти физически ощутив удар под дых. Сегодня Миша явно был на коне. Не то, чтобы он на самом деле хотел причинить мне боль, пусть и душевную, или точно знал, куда именно «бить», просто, как иногда бывает – все совпало. Куда не кинь – по больному попадешь.
Мою мать в городке считали самоубийцей.
Отец относился к этому спокойно, с философским «из двух зол выбирают меньшее». Его память еще хранила обрывки сплетней, которые появились в нашем городке буквально на следующий день после известия о гибели жены. Никто не называл маму по имени – спустя годы, я предположила, что большинство людей его попросту не знали – но все буквально поголовно строили догадки о том, как бизнесмен Виктор Алексеевич Циммер убил, расчленил и повесил несчастную женщину.
Популярностью пользовались идеи о том, что ее закололи или задушили. Страдающие обострением собственной фантазии говорили о том, что женщину отравили, застрелили или повесили. Категория самых извращенных шепталась, что таким образом Виктор Алексеевич Циммер отправил на тот свет уже с десяток своих жен и любовниц.
У моего отца выросла окрашенная в густой синий цвет борода. На фоне этого развилась неврастения и бессонница. Подмоченная репутация всенародного женоубийцы и изгоя катастрофически сказалась и на делах фирмы – доходы резко сократились, сотрудники постепенно разбежались, партнеры разорвали контракты и деловые связи.
Конкуренты ликовали.
История получила новый поворот, когда ее предложил осветить молодой ушлый журналист из местной газеты. Интервью с безутешным вдовцом, на руках которого осталась малолетняя дочь, могло в корне изменить ситуацию, если бы не вечная погоня за сенсацией. В редакции слова отца переврали таким образом, что наутро после интервью небольшой городок узнал новую «правдивую» правду – жена бизнесмена Виктора Алексеевича Циммера на самом деле покончила жизнь самоубийством.
Автор статьи ссылался на проверенные источники, которые утверждали, что в последние годы женщина вела затворнический образ жизни, была подавлена, молчалива и много плакала. Несколько раз любящий муж уже вынимал ее из петли, но благодаря взяткам должностным лицам, история осталась в тени. Автор строил догадки о послеродовой депрессии моей матери, о ее возможной шизофрении и каких-то пограничных психических состояниях, в которых у женщины возникли суицидальные мысли. Молодой ушлый журналист апеллировал психиатрическими терминами, ссылался на опубликованные исследования и даже закрытое мнение загадочного профессора психиатрии. Которое, к слову, только подтверждало все вышесказанное в статье.
Не нужно было иметь семи пядей во лбу или высшее медицинское образование, как у Зо, чтобы понять, что в той статье от первого до последнего слова была напечатана чистейшей воды ложь.