— Объединяли изначально с помощью ветра, — продолжал все так же монотонно бубнить учитель. — А потом протянули более надежные линии под землей и по вершинам скал…
О чем он говорит, Лииран конечно догадывался. Но думать над этим не хотелось. Оно и без того в сон вгоняло.
Лучше бы учитель позлорадствовал над тем, как распалась изгнавшая магов империя. Как внук подписавшего разрешение императора пытался заплатить за то, чтобы жители островов, искренне считавшие его врагом, зарядили переставшие работать армейские амулеты. Служители, как Маяра, так и остальных богов, оказались на это неспособны. Рассказал бы, как представителей империи гнали с островов пинками. Как владетели делили некогда единую страну на части, легко сметая привыкшие к тому, что их защищают амулеты, имперские войска. И как они же, спустя еще пятьдесят лет, присылали своих детей вести переговоры о том, чтобы кто-то оживил амулеты, принадлежавшие им. Злопамятные маги отказали. И уверения в том, что они считают действия предков неправильными, не помогли. Так что и шесть меньших империй, на которые разделилась некогда одна большая, продержались недолго.
На данный момент на той части материка, где существовала когда-то великая империя, тихо грызлись между собой многочисленные крошечные королевства и владетельные земли. Кто-то пытался возрождать магию, как науку, сожалея о том, что когда-то были сожжены почти все книги. Кому-то приходилось защищаться от соседей, живущих за Хребтом Дракона. Кто-то продолжал истово молиться не откликавшимся богам. И большинство по-прежнему считали, что во всех их бедах виноваты сбежавшие маги. Мол, увезли с собой несметные богатства, поломали амулеты, отравили императора, насылают болезни и подговаривают загорную юную империю на захват новых земель.
Людям свойственно искать виноватых в их бедах.
Хранитель, хранящий и меч
— У-у-у-у, йо-о-о, — сказал Хият таким тоном, что Ладай невольно ощупал лицо, в поисках ужасающих ран и прочих неприятностей.
— Что? — спросил, убедившись, что ощущения не лгут, и ничего, кроме царапин, там нет.
— Глаз. Левый.
— Что с глазом?!
— Он желтый, — сказал Хият и наклонился к другу, чтобы лучше рассмотреть. — Даже не так. Он очень желтый. Правый — твой родной, коричневый, а этот — желтый. Даже желтее, чем у кота Марики. Он настолько желтый, что кажется, будто он светится.
— Светится? — Вот только этого Ладаю и не хватало. С другой стороны, он вообще не рассчитывал пережить эту ночь. Так что глаз — ерунда. Даже если бы он вообще исчез, невелика потеря по сравнению с жизнью.
— Ага, — как-то слишком жизнерадостно подтвердил Хият. — Ты теперь сплошная ходячая особая примета. Словно мало было ненормально белых волос и татуировки на всю спину. Только шрама позаметнее не хватает.
— Я что-нибудь придумаю, — отмахнулся от этой проблемы Ладай.
Он живой, сравнительно здоровый, он даже сейчас чувствует присутствие где-то недалеко той птицы, с которой разговаривал, находясь на грани между жизнью и смертью. У него теперь есть хранитель, мечта, которая осуществляется у одного носителя стихий из десяти тысяч. Рядом человек, который продолжал в него верить вопреки всему и всем. Все остальное ерунда, не стоящая внимания, о ней и думать не хочется. Все, кто его с такой легкостью вычеркнул из своей жизни, кто с готовностью поверил в предательство и деградацию ума, кто радостно предвкушал скорую кончину и сокрушался по поводу жадности непризнанных гениев, не стоят кончика ногтя упрямого балбеса, вытащившего его из мира мертвых. Все точно так, как говорил учитель Дьен. Чтобы научиться ценить жизнь, нужно познакомиться с собственной смертью. Чтобы научиться ценить людей, необходимо осознать, что никто на самом деле ничего и никому не должен. Чтобы понять насколько дорога чья-то верность, нужно чтобы предал самый близкий человек.
За эти три года Ладай очень много потерял, но и не меньше приобрел.
Подумать только, там давно, в другой жизни, Ладай Тмания искренне считал себя выше Хията Дака по праву рождения. Тогда, давно, они друг друга почти ненавидели. Два упрямых ребенка, каждый со своей гордостью.