- Все это принято во внимание,-утешил его русский князь.-На самом деле, сударь, сие слияние двух миров-это не более чем элементарный фокус по сравнению с главною нашею целью.
- Да ну?
- Князь Мирослав,-рассмеялась Либусса,-вы здесь так привыкли к свободному обращению, что рискуете пострадать из-за собственной опрометчивости!
Он вдруг весь как-то сник.
- Прошу прощения, сударь,-поклонился он Сент-Одрану и раскурил свою трубку от огонька одной из греческих лампадок, мерцающих под странным триптихом, причем пыхал трубкой минуты две-три, пока она не разгорелась как следует.-Ну-с,-проговорил он нарочито легким тоном,-старые разногласия, как я понимаю, теперь улажены.
- Они не будут улажены,-возразила ему герцогиня,-пока не установится окончательное Единение. Что-нибудь вы еще видели интересного в этом вашем стекле?
- Клостергейм рассказал вам, да? Открытие это я сделал случайно... мы как раз превращали песок Сахары, серу и агат в разжиженный философский камень. Когда жидкость затвердевала, сосуд, ее содержащий, треснул, и она вылилась прямо мне на скамью. Как вы, должно быть, знаете, со мною был Ди. Он это увидел, после чего весь остаток недолгой жизни своей провел в безуспешных попытках добиться того же. Субстанция собралась в лужицу, которая затвердела почти мгновенно. Образовалось нечто похожее на стекло. Магическую формулу я использовал ту же, что и при заклинании к Будущему. В искаженной туманной картине узрел я Ди. Дом его в Англии осаждала толпа разъяренной черни. Они подожгли поместье. Дом горел, горела бесценная библиотека. Я до сих пор сомневаюсь, нравственно я поступил или нет, решив ничего ему не говорить. В зеркале этом, понятно, мне было явлено будущее. Оно ни раз мне предсказывало события, происходившие потом со мною... так6 незначительные повседневные пустяки. Зеркало, впрочем, орудие ненадежное, я бы не стал на него полагаться всецело. И все же открытие это было действительно счастливой случайностью. Другого такого зеркала просто не существует. Даже подобного не существует. И все попытки мои сделать такое же или лучше закончились неудачей.
- Вы, сударь, как я понимаю, живете долго,-заметил я,-раз уж вы знали Ди...
Князь Мирослав улыбнулся и покачал головой.
- Монархом моим был царь Федор. Романовы, эти выскочки, на мой взгляд, слишком алчны и приземлены.
- Однако же вы упомянули ближайшего родственника своего, который служил Екатерине.
- Он был не такой сноб, как я, сударь.
- Седенко ведь был вашим побочным отпрыском,-как всегда бесстрастно заметил Клостергейм. Загадочная эта фраза, похоже, что-то все-таки значила для князя Мирослава.
- Да, действительно, было дело. Будь на то моя воля, его бы признали законным. Но я к тому времени уже был в бегах. Я думаю, он знавал вашего предка... графа Ульриха.
- Должен заметить, сударь,-я с трудом скрывал свое раздражение, -что я почти совсем ничего не знаю о делах моих предков, но полагаю всех их людьми достойными. Пусть, как и всякие люди, имели они свои слабости, даже пороки, но они все же стремились к высшей культуре и просвещению.
- Так и есть,-заметил князь Мирослав.-Клостергейм относится к миру как к какой-нибудь детской головоломке, в которой каждый кусочек надлежит аккуратно поставить на место, ему предназначенное, чтобы в результате сложился четкий простой узор. Верно, друг мой Иоганнес? В общем, Седенко прибыл в Миттельмарх вместе с вашим предком. Как я понимаю, он едва не узрел Грааль. Сам я не шибко хороший ратник.-Князь погладил ладонью выпирающий свой живот.- Физические тренировки, видите ли, разрушают тело и возбуждают кровяные пары. Пары же эти, выходящие из пор кожи, истощают, наверное, половину созидательной энергии нашего естества. Я к тому же и так слишком много потею со всеми моими колбами и ретортами в этом душном подвале. А вы, сударь, чувствуется-воин, что называется, по убеждению. Это, должно быть, у вас в крови. Одно то, как вы держитесь... разворот ваших плеч... уже выдает ваше германское происхождение. Нация ваша, сударь, богата известными именами людей, проявивших себя на поле брани. Да взять хотя бы вашу посадку в седле...-Тут он осекся.
- Вы несколько поторопились, сударь. Он еще ничего не знает.- Либусса моя была явно раздражена.-Я как раз собиралась поговорить с капитаном фон Беком наедине.
Но я уже насторожился:
- Мое появление здесь было предсказано вам? Вы меня видели в своем зеркале?
Князь Мирослав, похоже, пришел в замешательство. Он вновь раскурил свою трубку, неопределенно пожал плечами и посмотрел на меня, как бы извиняясь.
- Никогда нельзя быть уверенным.-Он в смущении умолк. Мне всегда было несколько странно видеть крупных людей в такие моменты, когда они себя чувствуют явно неловко. Он выглядел словно медведь, который станцевал не в такт музыке. Сент-Одран же, наоборот, торжествующе скалил зубы, распространяя вокруг себя некую ауру самодовольства, свойственную человеку, чьи подозрения только что подтвердились. Когда я испытующе поглядел на свою герцогиню, она лишь пробормотала строку из Гете,-Ist Gehorsam in dem Gemut, Wird nicht fern, die Liebe sein,-и незаметным движением головы дала мне понять, что я получу все необходимые разъяснения в свое время.
Клостергейм поднялся. Направление нашего разговора, как видно, начало его беспокоить.
- Наш долг,-объявил он,-призывает нас действовать по возможности откровеннее.
- И честнее,-язвительно вставил Сент-Одран.-Не правда ли, мадам?
- Ложь подобна нечистой примеси в элементах,-согласился князь Мирослав,-которая портит любой эликсир, уже неважно, насколько тщательно смешиваемый и пусть даже при самых что ни на есть благоприятных условиях. Ложь есть всегда омрачающая завеса. Она искажает, вредит.
Но Либусса моя нашла что возразить:
- Иной раз, однако, именно эта нечистая примесь является самым важным ингредиентом. И ведет к открытию. Помогает нам сделать шаг вперед в изысканиях наших. Ваше зеркало, например.
Князь Мирослав ответил ей с явным, но все-таки не нарочитым неодобрением:
- Искусство и принципы оного изменились весьма с той поры, как я впервые обрядился в мантию адепта.-Его отношение к ней показалось мне странным. Словно бы он не доверял ей немного, однако при этом и почитал ее тоже, едва ли не благоговейно. Как старый мастер в присутствии юного гения, устремленного, смышленого, преисполненного самого горячего энтузиазма... но которому предстоит еще многому научиться.
- Ну что ж...-Либусса явно беспокоилась о том, чтобы сохранить его доброе расположение.-Мне обещан был допуск в вашу лабораторию.
- И обещание будет исполнено,-воодушевился князь.-Прямо сейчас?
- Я горю нетерпением, сударь.-Она была обезоруживающе кокетлива, меня это даже слегка покоробило, но я уже знал: моя Либусса сыграет любую роль, лишь бы только добиться желаемого.
- Что тут, интересно, творится?-высказался шотландец, когда все остальные ушли, оставив нас с ним вдвоем.-Что за тайна такая? Они, может быть, делают золото в этом подвале, как вы думаете, фон Бек?
Предположение это весьма меня позабавило.
- Ну да, слитков так двадцать в день, из ржавых гвоздей и старых кухонных ножей. Видите ли, Сент-Одран, они все-адепты так называемой "вышней" веры. Они полагают сие унизительным-проводить опыты в области трансмутации металлов. Это их недостойно!
- Я, знаете ли, не так хорошо разбираюсь в учении розенкрейцеров, -с кислою миною пробурчал Сент-Одран.-Однако, готов поклясться, что все эти их изыскания уж никак не обходятся без большого количества золота. Скажем так, где-то поблизости золотишко присутствует. Но что вы сами думаете, фон Бек? Разве все это никак вас не настораживает?
- А что должно меня настораживать? Что магическое стекло предсказало мое появление?-Я покачал головой. Под влиянием Либуссы все мои прежние страхи исчезли теперь без следа. С ее появлением я пребывал постоянно в приподнятом настроении. Я уверен был в том, что Либусса уже обещала мне свою любовь, хотя бы лишь для того, чтобы заручиться моей поддержкой в чем бы там ни было. И я,-вопреки, может быть, здравому смыслу,-не питал ни сомнений насчет нее, ни подозрений. Я был лишь преисполнен радости, что я нахожусь сейчас в этом городе, что я все-таки воссоединился со своею богиней, что освободился от страха, который меня преследовал в том еще мире. Для Сент-Одрана, понятно, восторг мой казался вопиющим безрассудством, если уж не проявлением безрассудной тупости; а мое по отношению к нему поведение, должно быть, воспринималось им как раздражающая снисходительность. Поднявшись с кресла, я подошел к шевалье и положил руку ему на плечо.-Дорогой друг, я понимаю инстинктивную настороженность вашу. Вы правы, нам следует поостеречься. Мы не должны забывать о том, что нас затащили сюда обманом. Но это еще не причина не доверять всем и вся!
- Я просто хотел еще вам напомнить, что никто иной как Клостергейм повелевал этим животным, этим изувером, который убил наше бедную ландграфиню,-мрачно ответствовал мне Сент-Одран.-У нас не было выбора. Нас просто никто не спрашивал. Нас держали на мушке и заставили пересечь эту чертову границу. Я бы сказал, не особенно тонкий прием для таких утонченных искателей истины. Эти люди способны на все... они не остановятся ни перед чем, лишь бы только наверняка вовлечь нас в свои тайные планы. Эта дама, фон Бек, обладает властью, которая очень меня беспокоит.
- Вы хотите сказать, что, по-вашему, женщине не пристало властвовать?
- Да будь она и мужчиной, я все равно бы ее опасался.
- Она, очевидно, сторонница волластонкрафтизма и борется за равноправие женщин!-Я все еще не избавился от привычки судить о поступках других по себе, истолковывать их деяния согласно каким-то своим представлениям.
- За что она борется! Кроме себя самой, для нее ничего другого просто не существует,-Сент-Одран был весь-воплощение скептицизма.-Если б она как-то участвовала в движении за права женщин, фон Бек, можно только представить, скольким людям она причинила бы крупные неприятности, не говоря уже ни о чем другом. Мне только вот что странно, почему вы не можете разглядеть в этой вашей миледи все те черты, которые отвратили вас от Робеспьера?!