Мне стоит упомянуть, что с момента прибытия г-на Гоэци Летиция использовала настойку для ухода за волосами, которую рекомендовал ей этот ученый человек. Бедная графиня также пыталась прибегнуть к этому средству, но все было бесполезно: если на гувернантку настойка оказывала великолепное восстановительное действие, графиня Грите с ужасом наблюдала, как ее череп все больше обнажался. Я с трудом решаюсь произнести это слово, но оно должно быть сказано: графиня облысела!
Она начала с ужасом осознавать, что la Pallanti крадет ее волосы.
Как это объяснить? Невозможно. Графиня Грите даже не пыталась искать объяснение. Она хорошо понимала, что с первых же фраз все сочтут ее сумасшедшей, настолько абсурдна была сама мысль об этом. Помимо того, кому можно довериться? Корнелия была в восторге от своей гувернантки, и бедняжка Грите заранее слышала взрыв ее детского смеха при столь экстравагантном заявлении.
И потом, как изложить подобную жалобу? какие у нее были доказательства?
Оставался граф Тиберио. Любимому человеку можно все рассказать. Меж любовниками нет глупых слов. Но продолжал ли Тиберио любить ее? Тиберио оставался молодым и красивым; она за несколько месяцев постарела на десять лет. Тиберио теперь смотрел на нее не иначе, как с жалостью. Он избегал ее. По мере того, как чудесные кудри Грите перемещались на голову Летиции, Тиберио все прочнее забывал дорогу в спальню графини.
Подозрение проникло в сердце графини, как острие кинжала. Я не могу сказать, какие именно картины рисовались ее бедной израненной душе под влиянием этой навязчивой идеи, но в Летиции она видела соперницу, которая вступила с ней в поединок и убивала ее, используя часть ее самой как оружие. Ведь, в конце концов, граф Тиберио обожал ее великолепные волосы, хотя и на чужой голове.
Однажды вечером графиня сидела одна у себя в комнате, прислушиваясь к далеким звукам арфы. Какая-то непреодолимая сила повлекла ее в гостиную. Она спустилась по лестнице и впервые за много дней подошла к приоткрытой двери семейной залы.
Сколько радостей испытала она меж этими дорогими стенами, помнившими историю ее счастья!
Но она не вошла. Корнелия играла на клавесине. За спиной девочки весело беседовали на диване Тиберио и Летиция. Пальцы Тиберио купались в волнах роскошных кудрей, падавших теперь на плечи Палланти.
Графиня Грите прижала обе руки в груди, где колотилось готовое разорваться сердце… Не произнеся ни слова, она побрела обратно в свою комнату, куда сумела добраться лишь с помощью старой няньки Лоос, встретившейся ей по пути.
Ощущая в сердце глубокую рану, она сказала:
— Нянюшка, когда я была маленькой, я поверяла тебе все свои печали; теперь я расскажу тебе о великом несчастье, что станет причиной моей смерти.
Она долго говорила слабым, плачущим голосом. Лоос слушала, сложив руки на коленях. Ее поразила не интрижка между графом Тиберио и Летицией — весь замок знал об этом, за исключением Корнелии, невинной и чистой, как ангел. Нет, ее поразило другое обстоятельство, о котором поведала несчастная графиня.
Каждую ночь, около двенадцати, ее бессонница на несколько минут проходила, и графиня внезапно впадала в тяжелую и крайне мучительную дремоту.
И каждую ночь повторялся один и тот же сон: она чувствовала, как в спальню входил какой-то мужчина, осторожно приближался к ее кровати и начинал стальным пинцетом выщипывать у нее волосы с головы, один волосок за другим.
Она не знала, кем был этот человек, так как была не в силах поднять веки в его присутствии. Но однажды, когда он ушел, графиня очнулась: кожу на ее голове продолжало жечь, а свет ночника отбрасывал на все предметы в комнате зеленоватые отблески.
Это было еще не все. Через несколько минут в тишине послышались отдаленные крики. То были женские вопли, доносившиеся, как показалось графине, из крыла, где размещались покои синьоры Летиции.
Рассказав эту странную историю, графиня Грите задремала от боли и усталости в объятиях старой Лоос.
Вопреки обыкновению, нянька не ушла к себе, а скользнула в проход между кроватью и стеной и притаилась там, скрываясь за складками портьеры.
Около одиннадцати часов музыка в гостиной смолкла и через некоторое время дыхание графини Грите стало более громким, как у крепко спящего человека.
В этот миг дверь спальни бесшумно распахнулась, и на пороге появился г-н Гоэци. Лоос увидела, как он прошел через комнату и осторожно приблизился к кровати. Полагая, что за ним никто станет наблюдать, г-н Гоэци позволил себе сохранить привычный вампирический облик. Он излучал яркое зеленое свечение, а его нижняя губа горела красным, как раскаленное железо. Волосы стояли дыбом, подрагивая и извиваясь, словно языки пламени над чашей пунша. Он был очень красивым вампиром.