Итак, мисс 97 знала о пережитом Анной Радклиф; эту историю ей поведала сама миссис Радклиф лет семьдесят назад. В тех местах упорно поговаривали, что именно эти события наделили спокойный и довольно веселый нрав Анны Радклиф той жуткой мрачностью, что была свойственна ее сочинениям.
Вальтер Скотт был смутно знаком с упомянутой историей, как свидетельствует его письмо от 3 мая 1821 года к издателю Констеблю, где содержатся нижеследующие строки:
«Что касается рукописи „Жизнь Анны Радклиф“, то я задержу ее доставку до следующей моей беседы с мисс Джебб[2], в которой надеюсь почерпнуть занимательные подробности весьма особого свойства. Эта дама, говорят, хранит не просто секрет, но „любопытную тайну“, которая придала бы большой интерес нашему повествованию…»
Мисс Джебб была не кто иная, как наша девица 97; ко времени встречи с Вальтером Скоттом она уже прожила на свете сорок пять весен. Как и все англичане, она испытывала слабость к знати, и миледи убедила ее отвергнуть притязания «простонародных» и вульгарных романистов наподобие мисс Зет и мистера Икс.
На следующий день после нашего прибытия, выдавшийся пасмурным и холодным, миледи сразу после завтрака заставила меня сесть в карету. Мы ехали с полчаса, затем остановились перед выкрашенными в зеленый цвет деревянными воротами; за ними виднелся довольно респектабельный старинный коттедж. С трех сторон высились холмы, но с юга открывался вид на веселый сельский пейзаж.
Мы вошли в просторную, учитывая размеры дома, гостиную с несколькими портретами и рисунками в желтых деревянных рамах на стенах.
В углу у печки сидела тощая, длинная старуха. Ее фигура напомнила мне птицу, не скажу точно, какую, но уверен, что видел такую у торговцев чучелами. Нос у нее был остер, как бритва, а круглые глаза казались сонными.
— Как вы поживаете, Джебб, дорогая? — ласково спросила Миледи.
— Неплохо. А вы, ваша светлость?
Я огляделся, стараясь понять, кто говорил. Но в комнате, кроме нас троих, никого не было. Мисс 97 была прирожденной чревовещательницей. Ее голос огибал нас и словно доносился сзади. Последние остатки ее красоты, быть может, развеялись в прошлом, но силы она сохранила.
После того, как миледи представила меня, мы уселись, и голос мисс 97 благожелательно обратился ко мне с другого конца гостиной:
— Француз, месье, храбр и переменчив, итальянец хитер, испанец жесток, немец тяжеловесен, русский груб, англичанин весел и щедр душой. Она любила французов.
Мисс 97 воздела глаза к потолку, произнося «Она» — слово это в ее устах, сопровождавшееся благочестивым взглядом, всегда означало Анну Радклиф.
Приведенная выше фраза, которая была мне, к сожалению, незнакома, являлась цитатой из «Сицилийского романа», второго произведения, написанного Ею.
— Какой стиль! — воскликнула миледи. — Какая глубина!
— Я имею честь, — ответила мисс 97, — поблагодарить вашу светлость.
Миледи достала из своего водонепроницаемого плаща, который она сняла, войдя в дом, пакет с четырьмя томиками в двенадцатую долю листа. Это был французский перевод «Биографий знаменитых писателей» сэра Вальтера Скотта, опубликованный в Париже Шарлем Госленом в 1820 году.
— Как видите, во Франции Ей отвечают любовью, — степенно проговорила миледи, открывая томик, содержащий «Жизнь Анны Радклиф».
Внутри бедной старой головы будто бы внезапно распрямилась сжатая пружина. Мы увидали зубы мисс Джебб, все еще полностью сохранившиеся, однако пожелтевшие и странно удлиненные. В то же время невесть где зазвучал сухой и резкий смех и голос мисс Джебб сказал нам откуда-то из-под стола:
— Хорошо! Очень хорошо! Поскольку джентльмен — гость вашей светлости и приехал издалека, не стоит заставлять его совершать столь долгое путешествие впустую. Надеюсь, я доживу до того дня, когда меня назовут мисс Сто, но этой осенью, надо признаться, меня впервые в жизни начали донимать головные боли. Все мы смертны, несмотря ни на что, и мне не хотелось бы унести в могилу эту немыслимую историю.
2
…