Оставаясь в молитвенной позе, Она вновь потянулась к письмам и сквозь слезы продолжала читать.
Нед, похоже на то, ответил на вопрос, вырвавшийся из самого сердца нашей Анны.
«Г-н Гоэци предупреждал меня, — писал он в нескольких едва разборчивых строках, — но я не желал верить. Какую роль играет этот человек? Сегодня утром я нашел дом графа Тиберио покинутым. Собравшиеся на улице соседи кричали: „Они бежали в ночи, как воры! Банкротство будет сокрушительным!“ И тогда словно из-под земли вынырнул Гоэци. „Вы заблуждаетесь, — заявил он. — Никакого банкротства не будет, и граф Тиберио расплатится со всеми кредиторами, ибо он вскоре женится на наследнице огромного состояния Монтефальконе!“».
Оставалось еще одно письмо: клочок бумаги, исписанный нетвердой рукой.
«Прошлым вечером, — писал Нед, — месье Гоэци пришел ко мне домой. Он сочувствовал, казалось, моему горю. Он поведал, что моя возлюбленная Корнелия, похищенная своим печально известным опекуном, находится на пути в замок Монтефальконе, что в Далмации. Он советовал мне поспешить за ней. У двери меня ждал оседланный конь. Я вскочил в седло, хотя силы мои были на исходе. Не успел я выехать из города, как меня окружили и атаковали четверо негодяев, чьи лица были скрыты под масками. Тем не менее, при свете луны в глазных отверстиях одной из масок я, кажется, распознал зеленоватые искры, что поблескивают в зрачках г-на Гоэци. Возможно ли это? Человек, который был моим наставником!.. Они бросили меня на большой дороге, решив, что я мертв. Я пролежал там до утра; кровь моя текла ручьями из двух десятков ран. Когда рассвело, селяне, которые везли на городской рынок свои товары, нашли меня без сознания, подняли и отвезли в близлежащий трактир под вывеской „Пиво и Братство“. Да вознаградит их Господь! Я не цепляюсь за жизнь, но Корнелию некому больше защитить, кроме меня. Моя кровать удобна. Комната просторна. Стены украшены эстампами, изображающими битвы адмирала Рюйтера. Занавески с цветными узорами. Трактирщик не выглядит человеком скверным, но с затылка напоминает г-на Гоэци. У него нет лица, что производит престранное впечатление. Его всегда сопровождает громадная собака, имеющая, напротив, человеческий облик. Прямо перед моей кроватью, футах в восьми от пола, проделано круглое отверстие наподобие дымохода. Но печи здесь нет. В темноте за дырой я различаю что-то зеленое. Эти зеленые глаза постоянно наблюдают за мной… Слава Богу, мне пока удается сохранить хладнокровие. Из Роттердама для ухода за мной выписан доктор. Он курит гигантскую трубку и весит не меньше трех англичан. Его глаза чуть отливают зеленым. Не знаете ли вы, нет ли у г-на Гоэци родного брата?..
…В комнату только что вошел, катя обруч, маленький мальчик лет пяти или шести. „Это ты мертвец?“ — дерзко спросил он и бросил мне на одеяло сложенный лист. Письмо от Корнелии… я еле успел спрятать его. Вошла лысая женщина, за ней собака; последняя смотрит на меня теперь взглядом г-на Гоэци. Этот пес никогда не лает. У трактирщика есть также попугай; тот восседает у него на плече и без конца спрашивает: „Ты уже обедал, Дукат?“ Зеленые глаза глядят на меня со дна черной дыры. Ребенок громко смеется во дворе и кричит: „Я видел мертвеца!“ Все вокруг меня зеленое. Анна, дорогая Анна, помогите мне!»
Глава вторая
Она вскочила — последнее слово было ею не только прочитано, но и услышано.
Где-то вне и внутри ее сдвоенный голос, звучавший голосами Корнелии де Витт и Эдварда Бартона, явственно произнес: «На помощь! Спасите!»
Она металась по комнате, охваченная безысходным отчаянием.
Затем ее мысли вновь устремились к Богу. Она успокоилась.
Ее призвали. Что делать? Нужно спешить.
Спешить на помощь.
Но как? Она не знала, разумеется. Сознание собственной слабости подавляло ее, но было в ней и нечто великое, неукротимое — ее воля.
Она хотела спасти Эдварда и Корнелию.
Волевым усилием Она подавила дрожь. Ей не с кем было посоветоваться, помимо самой себя. К кому обратиться за помощью? Мистер Уорд был стар и известен своей осторожностью; Уильям Радклиф, ее нареченный, был молод, это правда; но он был адвокатом. Вы скажете, что на свете есть и адвокаты, храбрые, как львы. Без сомнения. Храбрость, однако, не их профессия. И наконец, наша Анна не считала необходимым обращаться к мистеру Радклифу.
То же относилось и к прочим друзьям дома, мирным любителям игры в триктрак. У нее промелькнула мимолетная мысль и обо мне, но я определенно была слишком мала.