Илие Доринеску был не из робкого десятка. Несмотря на то, что его папаша служил наставником городской гимназии, Илие всегда был заводилой всяких школьных безобразий. Битые стёкла, битые физиономии однокашников даже упоминать не стоит. Случаи, когда в знак примирения с теми же однокашниками Илие организовывал налёт на чей-нибудь курятник (нередко целью становился и курятник судьи Соаре, его будущего тестя), дабы зажарить курочку в потайном гроте в горах и отметить начало нового мирного этапа в отношениях городской шпаны, не поддаются исчислению.
Нередко Илие с друзьями перелезал ограду своей мужской гимназии и направлялся во главе ватаги мужающих юнцов в соседний квартал, где находилась гимназия женская. Приближаться вплотную было весьма опасно — могла заметить наставница Джорджеску, тогда бы она не преминула позвать полицейского. Порою они попадались ей на глаза, и тут оставалась одна надежда на быстрые ноги.
Но церберша не обладала всевидящим оком, и частенько парням удавалось выследить плавно выпархивающую из школьных ворот цыпочку, с тем чтобы оглушительным свистом обратить на себя её внимание. Одной из таких красоток была юная Феличия Соаре.
Феличия была примерной ученицей. Это отнюдь не означало того, что ей была интересна учёба, что она пыталась вникнуть в суть преподаваемых в гимназии наук, но она могла прилежно и тщательно переписать в чистовую тетрадь сделанное обожавшим её отцом домашнее задание и певучим голосом ответить вызубренный урок.
Ей было известно, за каким именно углом будут ждать орлята под предводительством Илие. Дом Феличии находился в другой стороне, но она предпочитала сделать крюк и услышать этот свист, казавшийся ей глубже и проникновеннее самых нежных слов любви из прочитанных романов.
День за днём, год за годом, дети стали совсем взрослыми. Илие хоть и не отличался высокими оценками, но всё же был совсем не глуп. По протекции отца ему удалось быть зачисленным в университет Букурешти, где он по-прежнему оставался вожаком школяров. Но тут дело не ограничивалось потасовками на пьянках и беготнёй по барышням. Илие проявил себя как истинный смутьян и вольнодумец и вскоре попал на учёт к политической полиции. Доринеску-старший был этим очень опечален и, используя свои связи в Букурешти, добился исключения сына из университета от греха подальше, пока тот не успел совершить что-то серьёзное и загреметь на каторгу.
Илие вернулся в родные пенаты под отцовское крылышко. Хоть он и был недоучкой, но для провинции и такого образования было достаточно. Повзрослевший сорванец был устроен преподавателем арифметики в свою родную гимназию. Одновременно «учёный из столиц», побывавший в самом Букурешти, стал считаться завидным женихом.
Феличия тем временем расцветала, становясь всё краше и краше. Судья Соаре души не чаял в своей дочке и был очень придирчив к подбору будущего зятя. Таким образом, целых четыре кавалера не выдержали конкурса на руку первой красавицы города.
К Илие господин Соаре сперва тоже отнёсся насторожённо: он прекрасно помнил каждую украденную курицу и достоверно знал о похождениях молодого бунтаря в Букурешти. Желая своему драгоценному чаду тихой, размеренной семейной жизни, он твёрдо решил дать этому сорвиголове от ворот поворот.
Но Илие не привык проигрывать. Показная респектабельность должна была убедить потенциального тестя в том, что лучшего выбора нет, а неподдельная настойчивость была призвана рассеять последние сомнения и сломить оставшиеся рубежи обороны.
Свадьба была назначена на сегодня.
День первый
Приготовления к свадьбе начались ещё на рассвете. Ко двору дома Доринеску стягивались друзья Илие, родственники и ближайшие соседи.
Подхожу к дому, наблюдаю предпраздничную суету. Две молодые девицы, сёстры Илие Анна и Джорджина, то и дело взрываясь весёлым смехом, достали из сундука разноцветные платки и полотенца. Теперь их нужно привязать к длинному шесту. Это знамя жениха.
— Эй, Джорджина, не жадничай, оставь нам десяток, — это кричит тётушка жениха Зое. У неё дело не менее важное — украсить свадебный экипаж.
— Ничего, тётя Зое, здесь на всех хватит, возьми, пожалуйста!
Я совсем забыл о том, что мечтал перекусить сразу же, как приду в город. Приятно, чёрт возьми, смотреть на них.
Вот оно, простое человеческое счастье, в деталях. Оно такое же разноцветное, как эти платки— красное, белое, жёлтое. И ещё оно такое же звонкое, как смех Анны, и такое же лёгкое, как развевающиеся на ветру волосы Джорджины.