Пластик потемнел и скукожился перед тем, как сгореть. Ее фотография растаяла, заплакав. Карточка содрогнулась в предсмертной агонии в его пепельнице, потом свернулась и выпустила маслянистый черный дымок. Незамысловатая церемония — для того чтобы поставить точку в этой глупой одержимости.
И вот тем самым вечером, когда он спешил на собрание в Молден и заехал в торговый центр Банкер-Хилла за «Маунтин Дью» — бац! — у тротуара около «Фудмастера», словно бомба с часовым механизмом, который уже тикает, — наклейка, кричащая ему: «Дыши!»
Дуг остановился через ряд от нее. Сидел в машине, положив руки на руль, и смотрел на пыхтевший «Сатурн». Потом, кляня себя, выбрался из автомобиля, прошел напрямик через парковку, решил, что она в универсаме, вошел и стал искать ее между рядами полок.
Дуг заметил ее у стеллажа со средствами для волос. На Клэр была красная фуфайка, серые спортивные брюки, бейсболка, кроссовки и солнцезащитные очки с янтарными стеклами. Обычный внешний вид в Городе — девушка, разгуливающая в выходные черт знает в каком прикиде. Яппи делают покупки, прикрывшись кепкой, очками и мешковатой одеждой. На кого тут, в Городе, впечатление производить?
Пока она выбирала кондиционер для волос, Дуг постоял в конце ряда, крутя в руках колоду карт. Некоторым женщинам бейсболки не идут, они их портят и делают грубыми. Но Дуг мог запросто представить, как Клэр бежит по бейсбольному полю к первой базе. С развевающимся хвостиком из светлых волос. Она выбрала флакон светло-коричневого цвета и отправилась к полкам с журналами. Дуг последовал за ней. Клэр выбрала «Пипл». Вышла через широкий центральный проход и, вдруг насторожившись, прихватила упаковку орехов в молочном шоколаде. Обернула ее журналом и пошла вперед.
Дуг схватил шоколадное яйцо «Кэдбери» из корзинки «распродажа» и встал в очередь за Клэр. Он учуял аромат ванили — возможно, от уже закончившегося кондиционера, и провел взглядом по изгибу ее шеи в едва заметных веснушках. Дуг боялся, что она ощутит его присутствие каким-нибудь шестым чувством, чувством страха, но Клэр смотрела только на свою красную сумочку-брелок. Окошко для прав в ней пустовало.
Когда она ушла, Дуг встал на ее место у кассы, высыпал несколько монет за шоколадное яйцо. Клэр замешкалась у дверей, помогая старушке выкатить на улицу тележку, доверху забитую безымянными рулонами туалетной бумаги. Дуг вышел следом за девушкой, чувствуя себя призраком. Клэр села в машину, посмотрела в зеркало и подала назад, а затем двинулась прочь.
«Видишь? Ничего особенного», — сказал трезвый внутренний голос. «Да, верно», — ответил тридцатидвухлетний холостяк внутри Дуга.
И с чего он вдруг решил сообщить Фрэнку Г., что встретил кого-то, Дуг так и не понял.
И вот опять двадцать пять — уставился на ее окно. Только на этот раз он шел пешком. Утром торчит у дома мамы, вечером — у дома Клэр. Когда он успел превратиться в такого жалкого пентюха? Для этого отказался от выпивки? Чтобы субботними вечерами прятаться в переулках, как робкий воришка?
А больше ничего его и не ждет. Это даже сном не назовешь. Это нечто, противоположное сну. А противоположен сну вовсе не ночной кошмар, а пустота. Когда спишь как убитый. Весь Город — это большой магазинный холодильник. А светящее желтым окошко Клэр там, в вышине, — последняя холодная бутылочка на полке. Но открыть ее он не может. Даже дотронуться не дано.
Он сонно листал автожурнал и смотрел по кабельному повтор игры «Сокс». Шел второй час ночи. В дверь постучали. Он вышел босой, в трусах и футболке через гостиную, под которой этажом ниже находилась игровая комната Джема, а двумя этажами ниже — столовая Кофлинов, теперь вотчина Кристы и Шайн.
После отсидки Дуг стал дотошно, почти по-военному любить порядок — Джем говорил, что он слишком парится — и его жилье было тому подтверждением. Чистый дом, чистая жизнь, чистый разум. Да и гостей он к себе больше не звал.
Дуг остановился у закрытой двери. За ней в полоске света вырисовывалась фигура.
— Дугги.
Криста. Пропитый хриплый голос. Теперь она скреблась в дверь. Он почти видел, как женщина прижимается к двери, приложив ухо так же, как раньше прикладывала к его груди, слушая биение сердца. И руку к губам приложила — как будто рассказывает двери что-то по секрету.
— Я знаю, что ты дома.