Глава 39
Вот так себя чувствуешь, когда оказываешься под водой.
Криста наконец нырнула. Погрузилась на глубину. Подвал «Пивной» превратился в бассейн с кирпичными стенами. От бурбона, циркулировавшего в крови, у нее словно выросли жабры.
Все замедлилось. Звуки доходили до нее с опозданием, растягиваясь так, что она успевала на выбор — обдумать их или пропустить мимо ушей. Жизнь стала текучей и скучной. Криста потянулась к бару, но вода не пустила — движение обернулось рябью. От каждого жеста появлялось течение, которое затем превращалось в волну. Криста повернула голову — и зал поплыл, все сдвинулось с мест, потом вернулось, а звуки отстали. Прошла секунда или две, пока они попали в ее уши. Один очень красиво перетекал в другой.
Криста в одиночестве сидела возле барной стойки посреди жидкой вселенной. «Чтоб тебя, госпожа Джоани Мэглоун!» — проплыло у нее в голове. Бывшая Джоани Лоулер любила раньше говаривать: «Черт, ты что, думаешь, я стану одной из таких замужних теток, которые сидят дома как привязанные?» Это было еще до того, как она поцеловала конопатого принца-лягушонка по фамилии Мэглоун и как по волшебству превратилась в домохозяйку. Два дня назад, вечером, Криста позвонила ей. «Извини, Крис, не получится», — услышала она в ответ. Так что сегодня Криста даже пытаться не стала. Позвонит ей завтра (обязательно!) и между делом обмолвится, что была в «Пивной» без нее, это ж ведь психология. Заставь ее понять, что она теряет нечто такое, и у нее в заднице засвербит. Уж Криста, хоть и одинокая теперь, умолять не станет.
Звучала какая-то приятная мелодия. Без Монсеньора — ее Крестного отца, благодарного Папы — «Ю-ту» никто не заказывал. Его петушок ликовал три раза (с такой благодарностью!), и каждый раз был предательским кинжалом в спину Дугги, а теперь Криста не могла до него дозвониться. Прячется в своем Заброшенном поселке, в своем Ватикане.
Доллар из кармана джинсов — последний. Колышется у нее в руке, как папоротник на ветру. Криста коснулась подошвами пола и пошла к кирпичной стене, где стоял музыкальный автомат — открывающийся и выпускающий пузыри ларец с сокровищами; она напоминала пловчиху, идущую по дну с цветными камнями в подсвеченном аквариуме, который представляла собой «Пивная». Три пузыря на доллар. Она ввела один и тот же код три раза — группа «Кренберис», песня «Медлить».
Направляясь назад, Криста сделала вид, что осадила парня, который весь вечер на нее пялился. «Так и будешь глазеть?» — про себя спросила она, медленно двигаясь, чтобы он как следует рассмотрел ее.
Буль-Буль никогда не отказывался угостить за счет заведения, но Криста хотела убедиться, что по-прежнему сильна, особенно теперь, когда ее чары начали угасать. Говорят: когда твой ребенок начинает жить, ты начинаешь умирать. Если это так, то она уже потеряла двадцать один месяц своей жизни.
Двадцать один месяц — средний срок обращения купюры в один доллар (это ей Дугги сказал как-то раз — она помнила все, что он ей говорил). Дольше всех держатся пятидесятки и сотни.
«Меня хотят, — решила Криста. — Я еще не вышла из употребления». Она — чистая крепкая купюра. Уже не такая хрустящая, как раньше, но по-прежнему законное платежное средство. Не стодолларовая, конечно. Ну уж пятидесятидолларовая — точно.
Криста снова устроилась на своем месте, подождала, пока уляжется рябь и картина прояснится. Он начал действовать. Взял за горлышко свою бутылку «Будвайзера» и двинулся с места, подгоняемый течением.
«Я полтинник, — проплыло в голове у Кристы, — и ты хочешь положить меня в свой карман».
От его перемещений поднялись волны. Он уселся на пустой табурет справа от нее. Расставил ноги, агрессивный такой, ждал, когда она на него посмотрит. До нее доплыли его слова.
— Мы тут с тобой в гляделки играли.
— Да? — удивилась Криста, легким пузырьком выпустив слово изо рта. Она сразу поняла, что он не из Города. Его лицо не вызвало у нее доверия. Морской конек с глазами барракуды.
— По-моему, я победил.
Она кивнула.
— Очень может быть.
— Твоя песня?
Криста не сразу расслышала песню.