Парень вытащил одну, вторую, третью, четвертую, пятую двадцатку и сложил их кучкой на стойке.
— Умеешь размер определять?
— Смотря чего, — ответила она.
Он поднял одну двадцатку.
— Вот эта, по-твоему, какого размера?
— Если это такая барная игра, то я не в настроении…
— Ну прикинь длину. Пятнадцать сантиметров? Примерно. Больше или меньше?
Криста прищурилась.
— Меньше.
— Неверно. Пятнадцать целых, пятьдесят пять сотых сантиметра, если быть точным. Теперь ширина.
— Ты какой-то странный.
— Ширина. Некоторые говорят, это важнее. Ну, попробуй угадать.
Криста молча смотрела на незнакомца.
— Шесть целых, шестьдесят три сотых сантиметра. О деньгах я знаю все, что только возможно. Толщина купюры? Ноль целых, одиннадцать сотых сантиметра. Не особенно впечатляет. Вес? Около одного грамма. Так что двадцатка стоит своего веса, переведенного, скажем, в пыль.
Глаза у Кристы расширились. Он смотрел на нее в упор. Вода замерла.
— И как все устроено? — спросил он. — Бармен звонит, называет адрес. Ты берешь пачку в точке «А» и несешь ее в точку «Б». За это Цветочник платит тебе сумму «В». Так? Простенький такой алфавитик «А», «Б», «В».
Вода начала утекать — затычку вынули, и раздался характерный сосущий звук.
— Думаешь, как бы сбежать от меня? — предположил он. — Видишь ли, это не так просто. Если начну размахивать золотым жетоном, — он положил удостоверение на стойку рядом с деньгами, — тебя тут вопросами засыплют. Поэтому поступим так. Я тебе еще выпить куплю, и мы с тобой присядем вон там, у стеночки. За отдельным столиком, подальше от всех. Поболтаем.
Дверь была рядом. Но до нее пришлось бы карабкаться по кривым ступенькам, ноги еще не слушались Кристу. «Не будь дурой!» — мысленно приказала она себе.
— Я больше не хочу пить.
Он взял ее за руку, сжал и подался вперед. Его казенные глаза улыбались.
— Ладно. Тогда сделаем это здесь, мило и интимно. Как любовники. — Он вдавил пять мятых двадцаток ей в руку, как кучу мусора. — Я тебе сотню плачу прямо сейчас, а ты доставишь одну посылочку. А в посылочке — информация.
Ей не пришлось оглядываться, дабы убедиться — их никто не подслушивает, потому что Криста собиралась послать этого козла куда подальше.
— Я не знаю…
— Конечно, ты ничегошеньки не знаешь. Я понимаю. Только тут одна проблемка. Я знаю, что ты это знаешь, ясно? «А»-«Б»-«В». Просто, как раз-два-три, не дури.
Когда вода схлынула, стало очень холодно. Сухой воздух набрасывается на тебя, как грызущая совесть. Криста поискала глазами Буль-Буля, надеясь на его помощь, но тот исчез.
— Я на самом деле не козел, ясно? — сказал парень, сжимая ее ладонь с деньгами. Во влажном воздухе висел запах его одеколона. — Тебе повезло, что я не из тех копов, которые предпочитают жесткие методы. Я не буду пугать, что ты можешь потерять дочку, рассказывать о приемных родителях и прочих страшных ужасах. Я не такой.
У нее в голове все дрожало.
— И мне вообще плевать, работаешь ты курьером на Ферги или нет. Наркота, рэкет, криминальные дела — ты мелкая сошка в этом механизме. Связующее звено. Но хорошая метла и метет хорошо. А мне досталась хорошая. Не метла — реактивная ракета. Я не прошу тебя жучок на себе прятать. Не собираюсь использовать тебя. Подвергать опасности. Нет. Я настроен вполне миролюбиво. Сколько у тебя машин, Криста?
— Чего? — Его лицо было совсем близко — плюй не хочу. — Ни одной.
— Семь. Ты владеешь семью транспортными средствами. Ни за одно из них ты не заплатила, но зарегистрированы они все на твою фамилию. Это все Дуг Макрей и твой брат денежки свои прячут. Никогда не видела «Корвет» Дуга, зеленый такой? Крутая тачка. А ведь она твоя, Криста. По закону. Когда-то он просил тебя подписать какие-то бумаги, сходить в бюро регистрации, так? Случись что с Дугом — эту машину не привяжут к штрафам, которые ему придется платить, не конфискуют в наказание за… ну, например, ограбление банка. Спорим, ты даже не знаешь, где он ее держит?
«Ничего не говори, — велела себе Криста. — Не выдавай эмоций».
— А ты вкалываешь курьером за гроши, пыль разносишь. За гроши. Ради дочери, так ведь? Ну конечно. Но что это за жизнь? Ты хоть представляешь, сколько бабок они срубили в кинотеатре? И не прикопаешься ни к одному центу. Трать хоть сейчас.
— Не понимаю, о чем ты…
— … говоришь. Ясное дело. Ты верная. Конечно же, верная. Семья как-никак. Но вот что я тебе скажу. Они все по краю ходят. Рано или поздно упадут — и скорее рано. Это точно. Это я тебе и пришел сказать. Ты производишь впечатление девушки практичной, находчивой. Наверняка ведь прикидывала, что не за горами такой день. Если они сядут — что с тобой будет? Ты же не хочешь остаться ни с чем? Машины на твое имя записаны — это же удобно, безопасно. Погоди-ка. А дом? Я тут случайно узнал, что он и за твоим братом значится. Вы владеете им совместно. Мы заберем половину, его половину дома. Если ты не будешь вести себя со мной сейчас практично и находчиво, можешь последовать за ними — за пособничество. В этом случае мы заберем все. А у тебя будет новое место жительства. Под названием Массачусетская исправительная колония «Фремингэм». А твоя дочурка? — Фроули покачал головой. — Но это все в худшем случае. Это если да кабы. Я даже не хочу говорить об этом «если». Тем более в твою пользу есть столько всего! Во-первых, надо сохранить твой дом. Знаешь, почем нынче дома на Жемчужной улице? А готовые к ремонту трехэтажные строения в Чарлзтауне? Ты сидишь на небольшом состоянии, вполне законном, и, несмотря на это, ждешь, когда тебе позвонят и скажут, куда отнести пыль, да вот с незнакомыми мужчинами флиртуешь, чтобы они тебе выпить купили. А продашь дом — и ты с дочкой обеспечена. Но для этого нам с тобой надо договориться. Мне нужна веская причина, чтобы защищать твое имущество.